– На поправку Ильич пошел.

Говорят, что трагедия нашей партии началась тогда, когда не стало Ленина, но это не так. Трагедия началась тогда, когда Лениным стал Шишкин.

Москва. Кремль.

1 апреля 1923 года

В кабинет Троцкого ворвался взбешенный Сталин и кинул ему на стол какие-то листки.

– Лев, что это? – с трудом себя сдерживая, спросил Сталин.

Троцкий стал просматривать листки, пробегая глазами, прочитывая вслух:

– «Декрет. Сим высочайше повелеваю вернуть в русский язык букву “ять”. Председатель ВЦИК Ульянов-Ленин». А как подписываться научился, каналья! «Об обязательном ношении корсетов для партийных и советских работников женского пола». – Троцкий поднял удивленные глаза. – Коба, откуда это?

– Отобрал в коридоре у Каменева с Зиновьевым! Хорошо, что удалось перехватить…

– Слушай, а если он им расскажет? – потерянно спросил Троцкий.

– Это не страшно. Все равно никто не поверит. Страшно то, что он раскалывает партию. И ты видишь, куда он клонит? Это же реставрация капитализма!

Но некоторые декреты Шишкина не удалось перехватить. Так родился нэп.

– Теперь ты посмотри, – Троцкий вытащил из стола папку и раскрыл ее.

Там лежали фотографии. Сидя в кресле, Шишкин в кепке то таращил глаза, то не смотрел в объектив, явно издеваясь над фотографом.

– Мы собирались напечатать ко дню рождения его фотографию в «Правде» и «Известиях», чтобы подбодрить рабочих. Ему это сказали, и вот какой привет рабочим он передал. Он делает из Ленина идиота! Что скажут потомки?

– Это надо спрятать и никому никогда не показывать. – Сталин закрыл папку.

Горки.

10 апреля 1923 года

Быстрым решительным шагом направлялись Сталин и Троцкий к стоящему на возвышении знаменитому дому в Горках.

– Лев, только не садись играть с ним в карты. Я вчера ему все свои партвзносы проиграл, – сообщил Сталин.

Держа носовой платочек у красных заплаканных глаз, спускалась по ступенькам Крупская. Она посмотрела на Троцкого и Сталина и, всхлипнув, сказала:

– Что вы сделали с Лениным! – И побежала, плача, вниз.

Они ворвались, разъяренные, в комнату. Шишкин лежал на незастеленной кровати в костюме и ботинках и пускал в потолок толстые кольца дыма.

– Намасте[23], – не вставая приветствовал он вошедших.

Сталин подскочил к кровати и, с трудом сдерживая себя, чтобы не вцепиться негодяю в горло, закричал:

– Ты зачем Надю обидел?!

– Какую Надю? – удивился Шишкин.

– Жену!.. Владимира Ильича!..

– Ах эта… Она лезет ко мне с интимностями, а я не могу, я все-таки вождь мирового пролетариата, а не какой-нибудь…

– Не ври! – закричал, подскакивая, Троцкий. – Надежда Константиновна не такая! Она само целомудрие нашей партии!

Шишкин сел и, пожав плечами, сказал:

– Поэтому я к ней и не притрагиваюсь. И вообще, господа, разве может быть у вождя такая жена? Я думаю, мне следует с ней развестись, и как можно скорее.

– Я тебе разведусь, гад! – Сталин сжимал кулаки.

Троцкий с трудом удерживал его.

Шишкин, однако, не испугался и продолжал развивать мысль:

– Да-с. А потом пошлю по всей Руси гонцов. Пусть кликнут клич, и слетятся сюда красны девицы словно райские птицы. Встанут они передо мной, очи потупив, а я…

– Владимир Ильич! – закричал в истерике Троцкий.

Сталин посмотрел на него удивленно, Шишкин – одобряюще.

– Чёрт! – чуть не заплакав, закричал Троцкий, отвернулся, закрыл глаза и стал быстро-быстро повторять вслух, чтобы запомнить раз и навсегда: – Шишкин, Шишкин, Шишкин, Шишкин, Шишкин, Шишкин, Шишкин, Шишкин… – Повернулся, посмотрел на Шишкина и сказал, к вящему своему ужасу: – Владимир Ильич…

– Я вас слушаю, – откликнулся Шишкин. – Кстати, что это за фамилия у вас такая странная – Троцкий?

– Это мой революционный псевдоним! – закричал в истерике Троцкий. – А настоящая моя фамилия – Бронштейн!

– Да вы еврей? – удивился Шишкин. – А вы? – обратился он к Сталину.

– Я грузин, – испуганно ответил тот.

– Фамилия?

– Джугашвили.

Шишкин с сомнением посмотрел на Сталина.

– Господа, какое же вы имеете право Россией править? – удивленно улыбаясь, спросил он.

– Черносотенец! Охотнорядец! Реставратор капитализма! – закричал Троцкий и кинулся на Шишкина с кулаками, но его удержал Сталин.

Горки.

22 апреля 1923 года

Оставив праздничный обеденный стол, Шишкин, Сталин и Троцкий сидели за столом ломберным. На нем лежали пенсне Троцкого и трубка Сталина. Шишкин был доволен своим днем рождения. Он был сыт, пьян и, безжалостно выигрывая, благодушно витийствовал:

– Нет, господа, если вы не видели Индии, значит, вы не видели ничего! Взять, к примеру, мавзолей Тадж-Махал в Агре! Это же белый сон, застывший над водою!

– Что значит слово «мавзолей»? – спросил Сталин, не отрывая взгляда от карт и нервно посасывая указательный палец. Вопрос был обращен к Шишкину, но Шишкин вопросительно и требовательно посмотрел на Троцкого.

– Был такой император, Мавзол, – заговорил Троцкий, подслеповато щурясь. – Кажется, персидский… Желая после своей смерти, так сказать, тления убежать, он повелел построить подобающее его силе и славе сооружение, себя забальзамировать и выставить там для всеобщего обозрения. Чтобы все говорили: «Мавзол жив». Так вот, подобные культовые сооружения и стали называться мавзолеями.

Шишкин поморщился.

– Я слышу в вашем голосе иронию и совсем ее не разделяю. Ведь это же прекрасно – тления убежать! А знаете что? Пожалуй, я издам декрет о посмертном бальзамировании вождей революции для последующего экспонирования их потомкам. Это чтобы вы не решили, что я думаю только о себе.

Сталин и Троцкий переглянулись. Похоже, они были на грани помешательства. Шишкин выиграл и на этот раз. Он вытащил из кармана часы, взглянул на них и покачал головой.

– Увы, господа, праздник окончен. Я больной человек, у меня режим. Сейчас придет сестра милосердия. Измерение кровяного давления, господа, требует уединения и сосредоточенности. Никитич! – крикнул он. – Зови Верочку! А это в честь своего дня рождения я вам дарю! – Шишкин указал на трубку и пенсне. – Забирайте!

День рождения вождя мирового пролетариата дивизия Колобкова отметила взятием Агры.