Она снова шагнула к звонку, но Клеомен, одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, схватил ее за плечи, профессионально встряхнул и, поскольку она едва не завопила от гнева и страха, с виноватым видом зажал ей рот рукой. Луций торопливо вскочил на ноги, и Клеомен твердо сказал, обращаясь к ним обоим:

— Простите. Не понимаю, что вы тут затеваете, сударь… — Но тут же сам испугался своих слов и продолжал: — Что бы то ни было, это нелепо и глупо. Так что советую вам прекратить. Нам нужно, чтобы вы сделали кое-что полезное, и никто не дотронется до звонка, пока я не буду уверен, что мы договорились.

— Но я не могу, и я не верю вам, я не могу… прошло уже двадцать лет! — жалобно произнес Луций. — Вы ведь не причините вреда Ульпии, правда?

— Нет, — ответил Клеомен, — но, надеюсь, вы понимаете, что это посерьезнее, чем… играть в ладушки или чем вы тут, черт возьми, занимаетесь.

Луций снова пронзительно хохотнул и робко закудахтал:

— Но, видите ли, я и правда не имею никакого отношения… раз уж люди поверили в это, их ничем не переубедишь. Иногда мне кажется, что, даже если бы я и захотел… я и вправду ничего не могу поделать. Я просто потакаю своим маленьким слабостям… вот и все, просто позволяю себе кое-какие вольности, с меня и этого хватит.

— Но, боже мой, ради чего весь этот спектакль? — недовольным тоном, в отчаянии спросил Клеомен.

Луций снова зарделся.

— Я думал, это действительно случится, — доверительно прошептал он. — Думал, что схожу с ума. Несколько ужасных лет. Тит почти не бывал в Италии, а Лео отправился в армию, и мне пришлось разъезжать повсюду и делать все это… все эти народные празднества, но хуже всего — собрания и речи, раньше я неделями не мог уснуть. Не мог, и все тут. А Тит уехал в Индию, и я подумал: а что, если с ним стрясется что-нибудь там или еще где-нибудь и мне придется заниматься этим все время? А тут еще Друзилла, мне никогда не следовало жениться, страшная ошибка, они меня просто заставили. А Друз… это не давало мне покоя… я всегда так боялся этого, мы все боялись — и мой отец, и тетушки, и Тит. И Лео. Но когда дело дошло до… я подумал… о боги. Все мигом уладится. Тогда кому-нибудь другому придется… а меня оставят в покое.

— Но ради всего святого, — сказала Уна, — никто не может требовать, чтобы его совсем оставили в покое. Вы не имели права.

— Ох-ох-ох, — подавленно ответил Луций, впрочем, не особенно следя за мыслью своей собеседницы. — Тит был в полном порядке, а… а Друз был еще совсем маленький, и я действительно редко его видел.

— Но это же позор! — взорвался Сулиен. — А как же народ?

— Зато у меня появилась Ульпия, — сказал Луций, пытаясь ободряюще ей улыбнуться. — И дворецкий Сорекс тоже знает, но никогда не скажет ни одной живой душе. Ценнейший человек. — Дама язвительно усмехнулся, но Луций не обратил на это внимания и продолжал: — Иногда… иногда и у меня выпадают приятные минутки. Тит… он вообще не привык быть один. Думаю, как раз сейчас он чувствует себя одиноким… он был такой расстроенный сегодня… но я не знал, что это случится. — Он скорбно опустил глаза и повторил: — Бедный Лео.

— Но ваш сын? — спросил Сулиен, окончательно запутавшись и мотая головой. — Друз Новий знает?

— Друз… — На выцветших глазах Луция блеснули слезы. — О, — прошептал он. — Для него это был такой удар. Да… он узнал, — и Луций так покосился на Ульпию, что Уна и Сулиен оба уверенно подумали: Друз Новий застал их вдвоем, и тогда они не успели… вот как все случилось. Но ей-то зачем это?

— Да, вот уже шесть лет, — сказал Луций, — и он ни разу меня не подвел, никому не проболтался. Не думал, что это так много для него значит… никогда не думал… а это так опасно, будучи членом семьи, и ведь я не хотел… вы понимаете, насколько это нелепо и опасно?

Уна обожгла его презрительным взглядом, в котором читалось отвращение, а Клеомен напряженно, но терпеливо проговорил:

— Именно поэтому мы и стараемся, по мере сил. Так помогите же нам.

Луций погрузился в задумчивое молчание, потихоньку вытирая слезы. Но вдруг странная виноватая дрожь пробежала по всему его телу, и, вскочив на ноги, он хрипло крикнул, словно истерически пародируя властный тон Новиев:

— Нет! Вы не имеете никакого права здесь находиться! Оставьте меня! Мы вызовем стражу, и Ульпия скажет, что вы ворвались и угрожали мне… и не важно, что вы будете говорить, они вам не поверят… вас всех распнут…

Они были потрясены — почти в равной степени тем, что на Луция было страшно и неловко смотреть, как на зашедшегося в крике ребенка, его словами и сознанием того, что оказались в ловушке.

— Спокойно, спокойно, — сказал Клеомен и, поскольку Луций и Ульпия оба бросились к звонку, медленно и нерешительно, словно сам боясь того, что делает, вытащил пистолет и наставил его на Луция.

Они, конечно же, мгновенно остановились, и Ульпия прошептала сквозь слезы:

— Не делайте глупостей. Это вам не поможет. Таким образом вы все равно не доберетесь до императора. Вас только всех убьют. И вы это знаете.

— Просто стойте на месте, — сказал Клеомен, чуть дрожа, сам на грани паники от того, что делает, пытаясь думать единственно о том, как им выбраться. Ульпия была права, и она вызовет преторианцев или стражу, как только уверится, что никто из них ее не слышит. Уже сама мысль связать и заткнуть кляпом рот императорскому брату была не из лучших, но еще хуже было то, что Клеомен не понимал, с помощью чего это можно сделать.

Игнорируя патовую ситуацию, Уна подошла поближе и посмотрела на Луция.

— Император сказал вам, где Марк? — ласково спросила она.

— Нет, — ответил Луций, тяжело дыша и весь съежившись под дулом пистолета. — Разве он должен передо мной отчитываться?

Уна уставилась на него, словно не реагируя, но Сулиен испытал острое разочарование. На доли секунды он, как и все, застыл, уставившись на пистолет и Клеомена, у которого был такой жалкий вид, как будто оружие нацелено на него, но теперь казалось, что декорации в комнате переменились: им, скорей всего, были отрезаны все пути к отступлению, и чего ради? Внезапно он обернулся, словно чего-то ища, ощупывая дверь изнутри, и действительно — в замочной скважине торчал ключ. Сулиен вытащил его, одновременно спросив: «Нож, Клеомен, у вас есть нож?» — и Луций с Ульпией помертвели от страха, когда Дама откликнулся все тем же низким, тусклым голосом, каким говорил и прежде:

— У меня есть.

Он вытащил из кармана нож, старый, тупой, бесформенный — самоделка, заточенная только с одного края, и Уна поняла, что это тот самый нож, который он предлагал ей, чтобы убить Тазия. Дама держал его в левой руке, обхватив большим и указательным пальцами, основная работа приходилась на остальные. Трудно было представить, как он может им воспользоваться. И все же Уне полегчало, когда она увидела нож в руке Сулиена, как будто опасность миновала, но нет, все становилось только хуже.