«Я — невинен?»

— Когда я уснул в своей комнате, — сказал он, — мне снилось, что я сижу у окна и смотрю, как перед закатом солнце золотит дальние пики гор. И вдруг я неожиданно проснулся” так как мне показалось, что вы стояли возле меня.

— Да, стояла, — вздохнула она. — Гарри, я хотела вас. “Меня? Или моей крови?"

— Каким образом?

— Любым. Это тело принадлежит женщине, и у него женские желания. Но я — Вамфири, и у меня желания вампиров.

— Вам не обязательно пить кровь.

— Это не так. Кровь — это жизнь.

— Тогда к этому времени вы должны были уже умереть или лишиться сил, потому что вы ничего не ели. Не ели ничего, пока я находился здесь.

Сам он ел в саду, путешествуя туда и обратно через бесконечность Мёбиуса, но все это скорее следовало назвать перекусыванием на ходу, чем едой, так как он не хотел терять ее из виду, не хотел упустить... чего-нибудь.

Когда она вновь заговорила, голос ее был холоден.

— Гарри, если вы настойчиво желаете остаться... я не могу нести за это ответственность.

Прежде чем он успел ответить, она встала и выскользнула из огромного зала, исчезнув с гордым видом. Раньше Гарри не следил за ней и не пытался шпионить, но должно было настать время и для этого, и он понял, что оно настало.

— Куда она идет? — спросил он давно мертвых хрящевидных существ, останки которых украшали замок.

Резная кость на перилах лестницы, ведущей с верхних уровней, ответила ему:

— Она спускается в свою кладовую, Гарри. Ее рука и сейчас лежит на мне.

— В кладовую?

— Туда, где, как и покойный Драмал Прокаженный, она хранит несколько полуживых трогов.

— Она сказала мне, что освободила всех своих трогов, отослала их по домам.

— Но не этих, — ответили перила, которые когда-то были тротом. — Этих держат для того, чтобы превращать во что-нибудь, а во время осады их едят.

Гарри спустился на три уровня ниже, увидел, как Карен плавно проплывает в темный проем дверной ниши, и последовал за ней. Она активизировала какого-то трога, достав его из кокона. Гарри оставался в тени, не выдавая себя мыслями. Он наблюдал за тем, как Карен раскладывала трога на столе. Существо это едва ворочалось, не вполне проснувшись. Оно покорно распласталось, с готовностью откинув свою безобразную доисторическую голову.

Она открывала рот... разевала пасть! Кровь обагряла ее десны, стекая с серповидных клыков, впивавшихся в судорожно пульсирующую гортань бедного существа. Нос ее сжался, расплющился, а глаза в сумеречном освещении светились, как рубины.

— Карен! — воскликнул Гарри.

Она отпрянула от стола, зашипела, послала ему длинное и цветастое проклятие, а затем, в ярости пролетев мимо него, исчезла. Больше откладывать было уже нельзя; твердо зная, что ему придется сделать, Гарри вновь отправился в сад...

* * *

Он поймал ее в ловушку на рассвете, когда она спала в своей комнате без окон. Он набросил на дверь серебряные цепи, оставив ее приоткрытой на четыре-пять дюймов, и расставил горшки со свежими побегами чесночного корня, от запаха которого подташнивало даже его самого. Именно этот запах разбудил ее, и она воскликнула:

— Гарри, что ты сделал?

— успокойся, — отозвался он уже из коридора, — тебе ничего не удастся предпринять.

— Неужели! — воскликнула она, в ярости заметавшись по комнате. — Ты так думаешь? — и она послала команду своему боевому зверю: “Явись сюда и освободи меня!”. Но ответа не последовало.

— Он сожжен, — сообщил ей Гарри. — А трогов, которые находились в твоей продовольственной кладовой, я привел в себя, и они бежали. То несчастное чудовище, которое подавало на верхние этажи воду, умерло от яда, которым я отравил твои колодцы. Твои газовые звери тоже погибли, отравившись собственными выделениями. Теперь здесь осталась только ты одна.

Тогда она стала рыдать и умолять его:

— А что ты сделаешь со мной? Меня ты тоже сожжешь?

Он ушел, ничего не ответив...

* * *

Он регулярно являлся к ней каждые три-четыре часа, проверяя цепи на двери и поливая растения в горшках, но не показываясь ей на глаза. Иногда она спала и стонала, погруженная в кошмарные сновидения, а иногда бодрствовала, злобствуя и изрыгая проклятия. За все это время — Гарри лишь один раз остался ночевать в замке и, проснувшись, обнаружил себя у двери ее комнаты, куда его призвала Карен! Это только укрепило его решимость.

В другой раз она предстала перед ним совершенно обнаженной и стала говорить, как она любит его, хочет его, как он ей нужен. Он, однако, знал, что ей нужно на самом деле. Не обращая внимания на ее похотливые, соблазняющие жесты, он удалился.

Пришло и ушло еще пять дней, и Карен впала в бред с галлюцинациями. Когда же вновь наступила ночь, она уснула и разбудить ее было невозможно. Настало время...

Гарри убрал из комнаты чесночный корень, но оставил цепи на двери. Как и раньше, дверь лишь слегка приоткрывалась. Потом он отправился в сад, где зарезал поросенка, слив его кровь в золотой сосуд. Он проложил тонкий кровавый след от двери комнаты Карен в большой зал, в центре которого поставил на пол этот сосуд. Бедное существо лежало в нем, купаясь в собственной крови, почти покрытое ею.

А потом Гарри стал ждать, укрывшись в тени, соблюдая полную тишину и контролируя свои мысли. Все обстояло так, как в его старом сновидении, только хуже. На этот раз он действительно находился здесь и наносить удар кинжалом предстояло ему. Правда, это был не кинжал.

Наконец вампир покинул Карен (как именно — Гарри не знал, да и не хотел знать) и начал продвигаться по кровавому следу. Покачивая головкой из стороны в сторону, он прокрался в зал и начал осторожно подбираться к сосуду. Это было нечто вроде вытянутой пиявки с морщинистым телом, с головой кобры, слепое, усеянное множеством крючков. А кроме того, на его пульсирующем брюшке было видно множество острых сосков.

Почуяв кровь, оно стало продвигаться быстрее... А потом оно почуяло Гарри! Оно стало поспешно отступать, сжимаясь и скрючиваясь, как слепозмейка. Гарри скользнул в бесконечность Мёбиуса и вышел из нее вновь у двери, которая вела в комнату Карен. Ковылявший к ней вампир заметил его, но было слишком поздно. Гарри навел ствол огнемета и нажал на спусковой крючок. Умирая, существо выбрасывало из себя яйца — множество яиц — которые, подпрыгивая и вибрируя, катились к нему. Мокрый от пота, но холодный внутри, Гарри сжег их дотла. Он сжигал их, пока от всего этого не остался лишь мерзкий запах и крики. Крики Карен...

* * *

Полностью вымотанный, Гарри спал. Он спал в замке, поскольку теперь здесь было нечего бояться. Ему снилось, что Карен стоит возле него в белой ночной рубашке — в той самой, в которой она соблазняла лордов Вамфири — и объясняет ему, почему он самый ничтожный из всех мужчин. Его победа оказалась пирровой. До этого она была Вамфири, а теперь стала пустой оболочкой. Он считал, что одержал победу, но на самом деле — проиграл. Тот, кто единожды познал силу, свободу и мощь эмоций вампира... Как он сможет жить без этого? Она сказала ему, что жалеет его, потому что понимает, зачем он все это сделал... И сделал без толку. А потом она попрощалась с ним.