Белый человек, купающийся рядом с таитянином, выглядел точно бледное, взращенное искусством садовника растение по сравнению с прекрасным темно-зеленым растением, буйно разросшимся в открытом поле. Мужчины большей частью татуированы, и узоры так грациозно следуют за изгибами тела, что производят самое изящное впечатление. Один общий узор, видоизменяющийся в деталях, чем-то похож на крону пальмы. Он начинается на средней линии спины и изящно изгибается в обе стороны. Возможно, что это сходство воображаемое, но мне казалось, что разукрашенное таким образом человеческое тело похоже на ствол величавого дерева, обвитый нежным ползучим растением.

У многих стариков ноги были покрыты небольшими рисунками, вследствие своего расположения напоминавшими носки. Впрочем, эта мода уже отчасти устарела, и на смену ей приходят другие. Хотя моды здесь отнюдь не сохраняются неизменными, но каждому приходится оставаться верным той, которая господствовала в дни его юности. Таким образом, на теле старика раз и навсегда запечатлен его возраст, и он не может держаться молодым щеголем.

Женщины татуированы так же, как и мужчины, но очень часто у них татуируются и пальцы. Теперь там получила чуть ли не всеобщее распространение одна неуместная мода, а именно выбривать круглую плешь, оставляя только кольцо волос вокруг головы. Миссионеры пытаются убедить туземцев изменить этот обычай; однако такова мода, а подобный ответ достаточен на Таити, как и в Париже. Меня очень разочаровала наружность женщин: по чертам лица они во всех отношениях уступают мужчинам. Обычай носить белый или алый цветок на голове сзади или продевать цветки сквозь маленькие дырочки в обоих ушах просто прелестен. Кроме того, чтоб прикрыть глаза от солнца, они носят венок, сплетенный из листьев кокосовой пальмы. Женщины, кажется, больше нуждаются в какой-нибудь подобающей одежде, нежели мужчины.

Почти все туземцы знают немного по-английски, т. е. им известны названия обычных вещей; с помощью этих слов, а также знаков можно было с грехом пополам вести разговор. Возвращаясь вечером к шлюпке, мы остановились посмотреть на одно очень красивое зрелище. На пляже играло множество детей, разведя костры, освещавшие тихое море и окружающие деревья; другие, собравшись в кружки, пели таитянские песни. Присев на песок, мы присоединились к ним. Песни сочинялись экспромтом и, я полагаю, относились к нашему приезду; одна маленькая девочка пела один стих, а остальные по очереди подтягивали, составляя прелестный хор. Вся эта сцена напоминала нам, что мы, несомненно, находимся на берегу острова среди прославленного Южного моря.

17 ноября. Этот день занесен в наш вахтенный журнал как вторник 17-го, вместо понедельника 16-го, чему причиной была наша успешная – по крайней мере до сих пор – погоня за солнцем. Перед завтраком корабль окружила целая флотилия каноэ, и когда туземцам разрешили подняться на борт, их набралось, по-моему, никак не меньше двухсот. По нашему общему мнению, трудно было бы подобрать такое же количество людей любой другой нации, которые доставляли бы так мало беспокойства. Каждый захватил с собой что-нибудь для продажи; главным предметом торговли были раковины. В настоящее время таитяне вполне понимают ценность денег и предпочитают их старому платью и прочим вещам.

Впрочем, разнообразная английская и испанская монета ставит их в тупик, и они, казалось, вовсе не считали мелкое серебро вполне надежным, пока оно не оказывалось размененным на доллары. Некоторые из вождей уже собрали значительные суммы денег. Один из них недавно предлагал 800 долларов (около 160 фунтов стерлингов) за небольшое судно, а вельботы и лошадей они часто покупают по цене от 50 до 100 долларов.

После завтрака я отправился на берег и поднялся по ближайшему склону на высоту двух-трех тысяч футов. Передние горы конической формы, гладкие, но крутые; древние вулканические породы, их слагающие, прорезаны многочисленными глубокими ущельями, расходящимися из гористого центра острова к побережью.

Я пересек узкую низменную полоску обитаемой и плодородной земли и пошел по гладкому крутому отрогу, лежащему между двумя глубокими ущельями. Растительность тут была своеобразна: она состояла почти исключительно из мелких карликовых папоротников, к которым повыше присоединялась грубая трава; все это немногим отличалось от некоторых холмов в Уэльсе, и то обстоятельство, что внизу на берегу, так близко отсюда, лежит плодовый сад с тропическими растениями, было очень удивительно.

В самом высоком месте, которого я достиг, снова появились деревья. Из трех различающихся по богатству растительности зон нижняя влажна, а следовательно, и плодородна благодаря своей плоской поверхности, которая лишь чуть-чуть возвышается над уровнем моря, а потому вода с возвышенностей стекает по ней очень медленно. Промежуточная зона в отличие от верхней не достигает влажного, облачного воздуха и из-за этого остается бесплодной.

В верхней зоне растут красивые леса, в которых древовидные папоротники занимают место кокосовых пальм побережья. Не следует, однако, думать, что эти леса могут хоть сколько-нибудь сравниться великолепием с бразильскими. Нельзя ожидать, чтобы на острове встретилось то огромное множество естественных произведений, каким отличается материк.

С самого высокого достигнутого мной места открылся отличный вид на расположенный в отдалении остров Эимео, подвластный тому же государю, что и Таити. На высоких изломанных вершинах громоздились белые массивы облаков, образуя остров в синих небесах, как сам Эимео – в синем океане. Остров весь окружен рифом, в котором есть лишь небольшие ворота. Отсюда виднелась только узенькая, но резко очерченная ослепительно белая полоска, отмечающая место первой встречи волн с коралловой стеной. Горы круто поднимались с зеркальной поверхности лагуны, лежащей внутри этой узкой белой линии, по эту сторону которой вздымались сумрачные воды океана.

Вид был изумителен; его уместно было сравнить с гравюрой в рамке: буруны изображали рамку, зеркальная лагуна – белое поле гравюры, а сам остров – рисунок. Вечером, когда я спустился с горы, навстречу мне вышел человек, которого я расположил к себе каким-то пустячным подарком, и принес горячие печеные бананы, кокосовые орехи и ананасы. После прогулки под палящим солнцем, насколько я знаю, нет ничего лучше молока из молодого кокосового ореха. Ананасов здесь такое изобилие, что их едят так же равнодушно, как у нас репу. На вкус они превосходны, быть может, даже лучше тех, что разводят в Англии, а это, мне кажется, лучшая похвала, какую только можно сделать плоду. Перед моим отъездом на корабль м-р Вильсон передал таитянину, так кстати отблагодарившему меня, мое желание, чтобы он и еще какой-нибудь человек сопровождали меня в короткой экскурсии в горы.

18 ноября. Рано утром я высадился на берег, захватив с собой мешок с провизией и два одеяла – для себя и для слуги. Поклажу привязали к концам длинной жерди, которую поочередно несли на плечах мои спутники-таитяне. Люди эти привычны носить таким способом в продолжение целого дня до 50 фунтов [23 кг]на каждом конце жерди. Я предложил моим проводникам запастись едой и платьем, но они сказали, что в горах сколько угодно пищи, а что касается платья, то достаточно и их собственной кожи. Маршрут наш лежал по долине Тиа-Ауру, по которой течет река, впадающая в море у мыса Венеры. Это – одна из главных рек острова, и ее истоки лежат у подножия самых высоких центральных вершин, поднимающихся до высоты около 7000 футов.