И вот волна сияния накатила на него. Она была столь ослепительной, что он не смог этого вынести. Он уступил ей, она стала качать его, как младенца в колыбели, затем подхватила и унесла…

Башка издал крик ярости. Луи де Вивре потерял сознание, и теперь самая страшная пытка не могла вырвать у него ни единого стона! Палач остервенело набросился на свою жертву, со страшными проклятиями вырывая клочья плоти. Когда тело превратилось в кровавый обрубок, живодер пинком ноги сбросил его в яму.

Птичью голову с убитого так и не сняли… Его бывшие солдаты, мужчины и женщины, подходили к могиле, чтобы плюнуть на труп. И Тассен был вынужден сделать то же самое, чтобы его ни в чем не заподозрили.

И только один Адам Безотцовщина, так и не взглянув на своего врага, спокойно зашагал к собору Парижской Богоматери — к мэтру Фюзорису.

***

Тот находился в своей комнате. Перед Адамом стояло то же забавное существо в синем, расшитом звездами платье, с волосами и бородой, делающими его похожими на Христа. Адам хотел заговорить, но часовщик сделал ему знак замолчать, приставив к губам указательный палец.

— Тсс! Уже почти одиннадцать. Сейчас они зазвонят!

И действительно, несколько мгновений спустя часы начали свой оглушительный концерт. Когда он закончился, мэтр Фюзорис указал на те, что в прошлый раз зазвонили позже других и из которых он тогда вынул механизм.

— Вы видите? Теперь они работают хорошо! Они идут безукоризненно точно. Возможно, это самый прекрасный образец, просто идеальный!

Подросток решился:

— Вам угодно говорить обо мне?

— Да. Думаю, вы достойны такой похвалы.

— Значит, вы знаете про Луи де Вивре?

— Разве моя работа не заключается именно в том, чтобы все знать?

Мэтр Фюзорис улыбнулся Адаму и любезно указал ему на единственное свободное кресло:

— Садитесь.

Несмотря на успешное завершение дела, у Адама пересохло в горле. Он не знал, что сейчас произойдет, и не мог скрыть беспокойства.

— Теперь вы — один из нас. Но вы до сих пор не знаете, кто мы такие.

— Англичане…

— Да. Но мы не просто англичане. Мы — «Интеллидженс сервис».

— Мне это ни о чем не говорит.

— Разумеется. «Интеллидженс сервис» была создана недавно волей усопшего короля Генриха Четвертого с целью последующего захвата Франции. Это самая крупная шпионская сеть, которая когда-либо существовала в мире. Вы осознаете, в чем здесь новизна?

— Шпионы — дело не новое.

— Шпионы — нет, но шпионаж — да. «Интеллидженс сервис» — это хорошо организованный шпионаж. У каждого имеются начальник и подчиненные. Наша сеть покрывает всю Францию. Впрочем, вы сами смогли в этом убедиться.

Адам склонил голову. Мэтр Фюзорис широко улыбнулся.

— Теперь перейдем к законному вознаграждению. Вам положено целых две награды. Вторая — это золото, но, полагаю, первая доставит вам куда больше удовольствия.

Часовщик приблизился к нему.

— Разве вы сами не заявили монсеньору Арунделу, что самое ваше большое желание — узнать, кто ваш отец, и отомстить ему?

— Вы хотите сказать, что…

— Да, Адам Безотцовщина, я сообщу вам имя вашего отца. Его зовут Франсуа де Вивре. Находясь при дворе французского короля, он был любовником Маго д'Аркей. Луи де Вивре приходился ему законным сыном. Вы только что погубили своего сводного брата!

Адам был потрясен, как никогда прежде.

— Когда вы просили меня разоблачить Луи де Вивре, вы все знали?

— Конечно.

— Почему же вы мне не сказали?

— Потому что тогда вы бы стали слишком нервничать и совершили бы много ошибок.

Адам задрожал с головы до ног.

— Где мой отец? Я хочу убить его!

— Успокойтесь! Недавно он совершил паломничество к Иакову Компостельскому и теперь обитает в своем родовом замке Вивре. Вы не можете причинить ему никакого вреда. Да и зачем, впрочем? Ему семьдесят пять лет, он мечтает лишь о смерти. Особенно теперь, когда он выполнил свою миссию. Забудьте о нем. Разве вы не считаете, что уже достаточно отомстили ему, погубив его сына? И потом, остается еще его внук, Шарль де Вивре, который живет при дворе герцога Орлеанского. Вот он однажды и падет от вашей руки.

Мэтр Фюзорис улыбнулся.

— Теперь перейдем к золоту.

Адам Безотцовщина полагал, что сейчас получит плотно набитый кошелек, но часовщик, подойдя к сундуку, достал оттуда совсем небольшой предмет. Это была тоненькая металлическая пластинка драгоценного металла, разломанная по неровной линии. Адам вскрикнул:

— Еще один пароль, только золотой!

— Да. И догадайтесь, у кого вторая половина…

— У короля Англии!

— Вот именно. Найдите его, обладая вот этим. Вы получите все необходимые инструкции. Отныне вы — один из его доверенных людей при герцоге Бургундском.

Адам смог лишь пробормотать:

— Мэтр Фюзорис…

— Не называйте меня больше «мэтр». Отныне вы — более значительная персона, чем я. И вы этого заслуживаете. У вас железный характер, безукоризненный ум, и вы удачливы, как… дьявол! Что тут добавить?

Адам ничего не ответил и вышел из комнаты, сжимая в руке свой золотой пароль.

***

Усилия квартального собора Парижской Богоматери, за которые он заплатил собственной жизнью, принесли свои плоды. В последующие дни герцог Беррийский много общался в соборе с Гильомом Сирасом, который взял на себя обязанность собрать вокруг себя квартальных, враждебных мяснику. Таковых оказалось большинство. Создались самые благоприятные условия для того, чтобы переломить ситуацию.

Благодаря выздоровлению короля события стали развиваться быстрее. Оповещенный о настроениях горожан, Карл велел Иоанну Бесстрашному встретиться с Шарлем Орлеанским, чье войско стояло совсем близко от столицы. 22 июля в Понтуазе состоялась встреча враждебных друг другу герцогов, которые торжественно подписали соглашение о мире.

Башка предпринимал отчаянные попытки помешать этой договоренности. 1 августа он собрал народ на Гревской площади, чтобы призвать к новому мятежу. Но на этот раз толпа его не поддержала. Торжественные призывы живодера были встречены ледяным молчанием.

Тогда слово взял Гильом Сирас. Его выступление ограничилось одной-единственной фразой:

— Пусть сторонники подписанного в Понтуазе мира перейдут на правую сторону, а остальные встанут слева.

Несколько мгновений спустя правая часть площади была черна от народа, в то время как левая оказалась почти пустой. Башка и его сторонники поняли, что война ими проиграна. Луи де Вивре не ошибся в своем последнем разговоре с Лисицей Фелизой: менее чем через месяц после его смерти Париж стал принадлежать арманьякам.