Чуйков (по другому аппарату). Продвигайтесь дальше. Прочесывайте, если придется, но без эксцессов.

Соколовский (к Вейдлингу). Вы должны отдать приказ о полной капитуляции.

Чуйков. Наши части прекратили стрельбу, а немцы на отдельных участках еще стреляют.

Вейдлинг. Я не мог отдать всем приказ о капитуляции, так как не было связи. Таким образом, отдельные группы еще могут сопротивляться в ряде мест. Многие не знают о смерти фюрера, так как доктор Геббельс запретил сообщать о ней. На основании чего советское командование уже прекратило военные действия?

Соколовский. Мы полностью прекратили военные действия и даже убрали авиацию. Вы не в курсе событий? Ваши войска начали сдаваться, вслед за этим прибыла гражданская делегация от Фриче с заявлением о капитуляции, и мы, чтобы облегчить ее, прекратили военные действия.

Вейдлинг. Я охотно помогу прекратить военные действия наших войск.

(Показывает, где еще остались части СС. В основном — вокруг имперской канцелярии.)

Вейдлинг. Они хотят пробиться на север. На них моя власть не распространяется.

Соколовский. Отдайте приказ о полной капитуляции, чтобы и на отдельных участках не сопротивлялись. Лучше поздно, чем никогда.

Вейдлинг. У нас нет боезапаса и тяжелых орудий. Поэтому сопротивление долго продолжаться не сможет.

Соколовский. Это мы сами знаем.

Вейдлинг. У немцев спутались все представления, и мне не поверят, что фюрер умер.

Чуйков. Напишите приказ о полной капитуляции, и у вас будет совесть чиста.

(Вейдлинг набрасывает проект. Тишина. Наши беседуют вполголоса.

В соседней комнате ожидают: асессор Сейлер и генерал Курт Войтам.)

7 часов 57 минут.

У меня от записей болит рука. Я лично думаю, что Гитлер мог застрелиться, рассчитывая стать немецким народным героем, а Геббельс, может быть, заметает следы. Где же остальные представители OKW?

Идет сдача в плен немецких войск. Многие, очевидно, переоденутся в штатское.

Чуйков предлагает завтракать. Вейдлинг пишет… У них развал (яснейший!). Мы вполголоса комментируем события. В комнате — Соколовский, Чуйков, член Военного совета, Пожарский и я.

Чуйков (к Вейдлингу). Может быть, вам нужен ваш помощник?

Вейдлинг. О, ja!

(Входит рослый брюнет — в монокле, с отличным пробором, серые перчатки. Я даю ему карандаш. Он благодарит. Папка с письмом от Фриче и другие бумаги у Чуйкова. Исторические документы!

Немцы советуются друг с другом. Вейдлинг держится за голову, но пишет. Он устал, в очках, с гладко зачесанными назад волосами, шатен. Опять советуется со своим начальником штаба.)

Соколовский. Итак, товарищ Вишневский, заканчивается Вторая мировая война.

Я. Да, заканчивается…

(Спрашиваю у начальника штаба Вейдлинга его имя и фамилию. Он записывает их в мой блокнот: Hans Refior[220].)

Вейдлинг (читает вслух). «30 апреля фюрер покончил жизнь самоубийством…»

Соколовский (перебивая его). Нам стало известно, что Дениц объявил об этом всему миру…

Вейдлинг. Нет, вчера доктор Геббельс сказал мне, что только Сталин узнал об этом от вас.

Соколовский. Вчера с неизвестной станции немецкое радио передавало, что Гитлер погиб геройской смертью.

(Вейдлинг недоуменно пожимает плечами и молча вручает Соколовскому проект приказа. Читаем… Формулировки, может быть, и не все хороши.

Заявление Вейдлинга:

«30 апреля 1945 года фюрер покончил с собой и, таким образом, оставил нас — присягавших ему на верность — одних. По приказу фюрера вы, германские войска, должны были еще драться за Берлин, несмотря на то, что иссякли боевые припасы, и несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленным наше дальнейшее сопротивление.

Приказываю: немедленно прекратить сопротивление.

Подпись: Weidling[221], генерал артиллерии, бывший комендант округа обороны Берлина».)

Чуйков. Не надо «бывший», вы еще комендант.

Пожарский. Нужна ли формулировка о присяге?

Чуй ков. Не надо переделывать — это его собственный приказ. Перепечатать приказ, поставить дату.

Вейдлинг. Jawohl… Да… Как озаглавить: призыв или приказ?

Чуйков. Приказ.

Переводчик. Сколько экземпляров?

Чуйков. Двенадцать.

Вейдлинг. У меня большой штаб, у меня два начальника штаба и еще два генерала, которые были на пенсии, но пошли служить ко мне и отдали себя в мое распоряжение. Они помогут организовать капитуляцию.

Чуйков. Понятно.

(Стучит машинка.)

Вейдлинг. Моя шинель осталась в имперской канцелярии. Можно ли за ней послать?

Чуйков. Пожалуйста. (Вейдлинг благодарит.) Чаю — сюда.

(У всех нервное переутомление, все очень сдержанны… Соколовский, Чуйков, Скосырев, Ткаченко, Пронин, Вайнруб, Семенов, Пожарский и я.

Вновь и вновь комментируем события, смерть Гитлера…

Некоторые товарищи считают странной версию о сожжении Гитлера и Геббельса и об исчезновении этого вчерашнего генерала Кребса.)

Я спрашиваю:

— У Вейдлинга нервный припадок заметили?

Соколовский. А ведь ему трудно…

Семенов (член Военного совета). Ясно. Но приказ умный. Он умело подчеркнул и присягу и обстоятельства… Он вне правительства — просто «вывеска».

Скосырев. Его приказ надо сейчас же довести до сведения всех немцев. Это сильно повлияет.

(Надо накормить немцев. В соседней комнате накрывают стол.)

Пожарский. Праздника-то у нас и не было. Ночи не спим. Теперь дней пять отдохнем.

Вайнруб. Части наши готовы. Остается расставить их везде по Берлину. Наблюдать.

Семенов (член Военного совета). Ты, Всеволод, к нам вовремя попал!

Я. Да, довелось.

9 часов 15 минут (по московскому времени).

Утро серое, прохладное. Вспоминают о Сталинграде, шутят, курят.

Приказ готов. Его передадут по радио и другими способами (устанавливаем пункты по карте). Один из немецких офицеров особенно мрачен.

9 часов 35 минут.

Я спрашиваю полковника фон Дуфвинга, будут ли протесты в немецких частях.

Фон Дуфвинг:

— В некоторых… Вчера, когда я шел к вам, в меня стреляли.

Пошел кормить завтраком двух немецких генералов и полковника фон Дуфвинга. Они спрашивают меня: «Где ваши генералы?» — «Отдыхают». Сижу с ними один, угощаю. Некоторая неловкость, стесненность, молчание. Жадно за ними наблюдаю.

В штабной квартире — движение: приехал еще один немецкий генерал. Приглашаю к столу. Тут же чиновник из министерства пропаганды. Естественно, что разговор не очень вяжется. У немцев есть ощущение служебного] неравенства, ведь фактически они — в плену. Говорим о продовольственном положении Берлина, о первом приказе Берзарина. Внимательно слушают… Я рассказываю о начавшейся в Германии еще во время боев посевной кампании. Беседа чуть-чуть оживляется… Немцы иногда тихо говорят между собой, строят догадки о судьбе Кребса.

— Не хотите ли вина?

— Немцы по утрам пьют мало.

Бледные улыбки. Опять пауза…

— Где труп Гитлера?

— Неизвестно.

Вейдлинг:

— Для меня это вторая проигранная война.

Я рассказываю им о Ленинграде.