— Я думаю, человеку нужно и то и другое. Во всяком случае, империи необходимы люди обоих типов. Без творцов нам не прожить, но нельзя обойтись и без чиновников — аккуратных, исполнительных, мыслящих логически и действующих в соответствии со строгими правилами.

Еще не закончив фразу, я поняла, что размечталась.

— Империя с идеальными гражданами на нашей земле существовать не может, — промолвил, словно откликаясь на мою мысль, Антоний. — Хотим мы того или нет, нам приходится добиваться максимальной пользы от людей реальных, со всеми их слабостями и несовершенствами, — продолжал он, разглядывая мозаику. — У Египта великое прошлое…

— И славное настоящее, — подхватила я. — Но как насчет будущего? Что ждет нас?

Предсказание старого Ипувера о молчании богов до сих пор не давало мне покоя.

— Кстати, о будущем. — Антоний наконец оторвался от мозаики. — Мне пора подумать о будущем наших детей. Вскоре я напишу завещание, в котором я сложу с себя обязательства перед Римом.

Завещание! «Сложу с себя…» Это звучало зловеще. Я ненавидела окончательность завещания. Однако только у глупцов его нет: если ты не позаботился о завещании, твои враги будут оспаривать права твоих наследников.

— Я надеюсь, ты поместишь его в надежное место! — только и ответила я.

По моему глубокому убеждению, у Цезаря имелось более позднее завещание, чем то, что нашлось у весталок. Но новое завещание не сохранилось — удивительное упущение для человека с предвидением Цезаря. Сложись все по-другому, Октавиан, возможно, продолжал бы сейчас учиться в Аполлонии, как все прочие его племянники, оставшиеся в безвестности.

Но довольно об этом, сказала я себе.

— Да, я отправлю его в Рим, в храм Весты, где останется до моей смерти. Но ты узнаешь его содержание. Ты будешь присутствовать, когда я буду диктовать его, а Планк и Титий выступят в качестве свидетелей. Все, что касается моей римской семьи, можно обсудить позже. А что насчет нашей? Каково ее будущее?

Разговор показался мне странным. Единственным ребенком, чье будущее представлялось неопределенным, был Цезарион.

— Ты уже договорился о будущем Александра, — напомнила я. — Он женится на мидийской царевне и унаследует Мидию. Что касается Селены, то она выйдет замуж — уж для нее-то жених найдется. Малыш Филадельф, или Дикобраз, как ты предпочитаешь его называть, скорее всего, унаследует трон Египта как единственный Птолемей, оставшийся не у дел.

Стоя за моей спиной, Антоний положил мне руки на плечи и сказал:

— Такие смиренные мечты у матери великой империи? Ты продолжаешь удивлять меня.

— Каждый из детей получит свое царство, все они будут процветать, практиковавшиеся в роду Птолемеев на протяжении многих поколений убийства, заговоры и перевороты прекратятся, никому не придется опасаться своей родни. На какое большее достижение может рассчитывать мать? Точнее, мать из рода Птолемеев.

Он смотрел на меня с выражением удивления и глубокого одобрения, какого я никогда раньше в его глазах не видела.

— И кто-то еще смеет говорить о твоей необузданной алчности и безграничном честолюбии! — наконец воскликнул он.

— Потому что я поставила себе целью вернуть земли моих предков? Я назвала бы это стремление разумным и ограниченным — совершенно аполлоническим. Ведь мои претензии распространяются лишь на утраченные территории. Мой дом знал тяжелые времена, нам пришлось выкупать наш трон и с этой целью одалживать деньги! Восстановить прежнее царство — вот моя задача. Замечу, довольно трудная.

— Однако теперь ты добилась этого, — сказал он. — Зачастую первый успех вознаграждается дальнейшим успехом, о котором и не мечталось. Я скажу тебе так: твои мечты слишком скромны.

Я рассмеялась и отвернулась. В скромности притязаний меня еще никто никогда не упрекал!

— Весь Восток лежит в моих руках. Я его безраздельный господин и по назначению — как триумвир, и по праву оружия — как император. Я могу распоряжаться этим землями по своему усмотрению.

Как это было сказано! Мимоходом, словно нечто само собой разумеющееся.

— По моему мнению, титул царицы Египта для тебя слишком мал. Ты должна стать царицей царей, а этими царями будут, помимо прочих, и твои сыновья. Александр Гелиос, как подобает наследнику Александра Великого, получит часть Мидии, Армении и Парфии. Клеопатра Селена — Киренаику и Крит. Нечего ей ждать царства от мужа, пусть у нее будет свое. Ну, а наш маленький Дикобраз Филадельф — чем он хуже? Быть ему царем северной Сирии и Киликии.

— Ты хочешь основать династию, — произнесла я. — Ты, римский магистрат, вознамерился основать восточную царскую династию!

В это было трудно поверить. О чем он думает?

— Нет, я не собираюсь ее основывать. Династия Птолемеев существует триста лет! Я лишь… расширяю ее масштаб.

— А также ее претензии и амбиции, — вырвалось у меня. — Ты ведь вознамерился передать нам и римскую территорию. Даже ту, что не подчиняется тебе — вроде Парфии!

Столь дерзкий план явно был вдохновлен Дионисом. Аполлоновой рассудительностью тут и не пахло.

— Я хочу подарить детям идею для воплощения, — пояснил Антоний. — Если мне не удастся захватить Парфию, это останется на их долю.

Он помолчал.

— Но вообще-то я собираюсь сам довести дело до конца. Безопасность со стороны Армении и Мидии обеспечена, так что в будущем году можно отправляться в поход. В любом случае, я уже подарил Риму новую провинцию.

— А так ли это?

До сих пор он не обнародовал своего решения о статусе завоеванных территорий.

— Да. Армения станет римской провинцией. Я расквартировал там войска под командованием Канидия, и они будут надежной гарантией нашей власти. Этот план я представлю на утверждение в сенат вместе с моими дарами тебе и нашим детям. Одновременно. — Он рассмеялся. — И никаких вопросов при этом не возникнет, потому что все мои действия в восточных землях были одобрены заранее.

— А дети не слишком малы для царствования?

Мне это казалось преждевременным.

— Чем раньше человек постигает свое жизненное предназначение, тем лучше он ему следует. По-моему, провозгласив их царями, я предотвращу возможные заговоры и махинации. Это послужит сохранению стабильности.

Мне лично казалось, что такой шаг может повлечь за собой непредсказуемые последствия. С другой стороны, мы знаем, что подарки судьбы не предлагают дважды: их надо хватать, когда они рядом с тобой, пусть даже время кажется не самым подходящим.

— Хорошо, — согласилась я, — хотя для меня и странно, что ты возвышаешь только наших детей. Ведь у тебя есть и другие отпрыски.

— Антилл, как старший сын, будет моим римским наследником. Его брат Юлий… Впрочем, это сугубо римские детали, которые тебе сейчас не интересны. Но моя старшая дочь Антония вскоре окажется недалеко от нас. Я собираюсь выдать ее замуж за Пифодора из Тралл. Он богат, как царь, и пользуется уважением на Востоке.