* * *

Нигде качества эти не проявились с такой наглядностью, как в ранних финансовых экспериментах большевиков, нацеленных на введение безденежной экономики.

Марксом было написано много хитроумной ерунды о природе и функции денег. Опираясь на фейербаховские понятия «проекций» и «фетишей», он определял деньги как «отчужденные способности человечества», как то, что разрушает «естественные человеческие качества», как «кристаллизованный труд» или как «чудовище», порожденное человеком, а затем подчинившее его себе. Идеи эти были с энтузиазмом встречены интеллектуалами, которые ни имели денег и не знали, как их зарабатывать, но мечтали о влиянии и радостях, приносимых обычно деньгами. Будь они ближе знакомы с экономической историей, им стало бы ясно, что в любом обществе, где существуют разделение труда и обмен товарами и услугами, всегда имеется также некоторая мера, некоторый эквивалент, не обязательно именующийся «деньгами».

Зачарованные этими идеями, большевики одновременно и переоценивали, и недооценивали роль денег. Они придавали слишком большое значение роли денег в «капиталистической» экономике, считая, что она целиком находится под контролем финансовых учреждений. Что же касается экономики «социалистической», то, по их глубокому убеждению, она вполне сможет обходиться без денег. Как писал Бухарин и Преображенский, «коммунистическое общество не будет знать денег»29.

В соответствии с мыслью Хильфердинга захват российских банков давал возможность одним махом установить контроль над промышленностью и торговлей по всей стране[183]. Это оправдывало оптимизм Ленина, считавшего, что Россия может быстро стать социалистической, ибо национализация банков — это уже «девять десятых социализма». Осинский также заявил об этом как о главной и решающей мере[184]. Несмотря на то, что ожидания быстрого и легкого захвата российской капиталистической экономики оказались целиком иллюзорными, большевистская партия продолжала упрямо придерживаться доктрины Хильфердинга. В своей новой программе, принятой в 1919 году, большевики утверждали, что национализация государственных и коммерческих банков России позволила советскому правительству превратить «банк из центра экономического господства финансового капитала… в орудие рабочей власти и рычаг экономического переворота»30.

Что касается денег, большевистские теоретики хотели сразу обесценить их, а на их место поставить общеобязательную систему распределения благ по карточкам. Многие советские публикации 1918–1920 годов содержат попытку доказать, что деньги обречены на исчезновение. Процитируем одну из типичных статей такого рода:

На марксистском жаргоне, которым оперирует автор данной статьи, это означает, что без денег пока обойтись нельзя, поскольку «мелкий производитель» (читай: крестьянин) все еще остается вне сферы государственного контроля и ему надо платить за его продукт.

Деньги станут ненужными только при условии «решительной победы государственного производства над частным», иначе говоря — лишь после полной коллективизации сельского хозяйства.

Стандартным аргументом, который большевики выдвигали в то время для объяснения невозможности отмены денег, было то, что даже после принятия ряда декретов о национализации значительная доля хозяйства страны, включая почти все производство продуктов питания, оставалась в частных руках. Как утверждал Осинский, существование «двойной экономики» — государственной в одной своей части и частной в другой — диктовало необходимость сохранения денежной системы «на неопределенный период»32.

В действительности, однако, крестьянину платили за его продукт смехотворно мало, и этот фактор вовсе не был таким серьезным, каким его пытались представить в официальных объяснениях. Как полагал летом 1920 года Ларин, основная масса выпускаемых казной денег шла не на закупку продовольствия, а на выплату жалованья рабочим и чиновникам. По его оценке, в советской России было 10 млн. работников, получавших ежемесячно в среднем по 40 тыс. рублей. Иначе говоря, на оплату их труда уходило в общей сложности 400 млрд. рублей. В сравнении с этой цифрой деньги, которые выплачивались крестьянам за продовольствие, были просто мизерными. Все продовольствие, закупленное по твердым ценам в 1918–1920 годах, обошлось правительству, по подсчетам Ларина, меньше, чем в 20 млрд. рублей33.

Большевики не смогли национализировать банки сразу после взятия власти в Петрограде из-за практически единодушного отказа банковских служащих признать их власть законной. Как мы видели, это сопротивление было в конце концов сломлено. На исходе зимы 1917/1918 годов все банки были уже национализированы. Государственный банк был переименован в Народный банк и поставлен во главе всех остальных кредитных учреждений. К 1920 году были ликвидированы все банки, кроме Народного банка и его отделений, производивших безналичные расчеты на местах. В приказном порядке были открыты все сейфы и конфискованы находившиеся в них золото, наличность и ценные бумаги. Меры эти едва ли оправдали ожидания большевиков: их результатом стало не столько установление правительственного контроля над деловой жизнью России, сколько потеря доверия к власти. Для нового режима это было горьким разочарованием34.

В течение долгого времени финансовые дела большевистского правительства находились в полном расстройстве. После октября 1917 года практически перестала действовать налоговая система, и источник доходов государства заметно оскудел. Правительство импровизировало как могло, пустив, например, в оборот купоны «Свободного займа» Керенского. Не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало нормальный бюджет. К маю 1918 года по оценке наркомфина, за шесть месяцев деятельности правительство потратило от 20 до 25 млрд рублей, тогда как поступления составили 5 млрд[185]. Поскольку правительство было не в состоянии содержать административный аппарат на местах, оно не просто разрешило, но предписало губернским и уездным Советам отнимать деньги у местной «буржуазии». Ленин посчитал это порочной практикой, дающей основание каждому Совету считать себя «свободной республикой», и в мае 1918 года потребовал финансовой централизации35. Но невозможно централизовать финансы, когда в центре нет денег. В конце концов Москва рекомендовала местным Советам перестать выпрашивать субсидии и справляться своими силами.