Тут мы подошли к так называемой «трапезарке», то есть монастырской столовой. Это была очень большая зала с мраморным полом. Я подумал: «Зачем им такая зала, когда тут, по-видимому, кроме сопровождающего меня монаха, никого нет». Но вдруг я увидел в глубине зала стол и вокруг него монастырскую братию за трапезой.

Я остановился на пороге, сказав:

— Не буду мешать…

Монах улыбнулся:

— Вы не помешаете. Пожалуйста, подойдите ближе.

Подошли. Это была картина, изображение всем известной «Тайной вечери», то есть одиннадцати апостолов и Христа, а двенадцатый апостол — Иуда — был уже близок к дверям. Картина изображала тот момент, когда Христос сказал Иуде: «Что делаешь, делай скорее».

* * *

Я вернулся к Диме. Мы стали готовиться к ночлегу на берегу этого острова. Поужинали, затем постелили одеяла на земле и закрылись большой кисеей, столько же от комаров, сколько и от росы. Но мешок с провизией, сделанный из плотного полотна, оставили снаружи.

Спали мы хорошо, комары не могли пробиться сквозь кисею, роса тоже. Однако утром, когда солнце росу высушило и мы встали, то обнаружили, что мешок прогрызен и хлеб наш съеден. Это поработали дикие кролики, так называемые лапины. Досадно, но нечего делать, пили чай из термоса без хлеба.

Затем вышли в море. В проливе между двумя островами море взволновалось в одном месте и как-то снизу. Вдруг в том месте вынырнула подводная лодка, которую я в первый раз увидел вблизи. Мы поспешили убраться подальше и снова пристали к берегу острова, где Дима сфотографировал меня. Я сидел в байдарке, положив весло поперек и подняв все паруса. В увеличенном виде это был превосходный снимок.

После небольшого отдыха решили посетить модный пляж Juan les pins. Байдарка под парусом пошла очень хорошо со скоростью восьми километров в час. Это мы определили по шелестению воды у носа. Материк все приближался, уже хорошо была видна желтая полоса песка и на ней множество ярких цветов. Этими яркими цветами были дамские купальные костюмы и накидки.

Мы шикарно, с полного хода, вместе с волной выбросились на песок, спустив паруса в последнее мгновение. Затем одновременно выскочили из байдарки и удержали ее, чтобы отхлынувшая волна не утащила наше суденышко обратно в море. И тут к нам подбежали двое мужчин.

— Какой у вас флаг?

Мы плыли под маленьким шелковым бело-сине-красным флажком Российской империи. Дима ответил:

— Русский.

Один из подбежавших с жаром сказал другому:

— Вот ты и проиграл. Я же говорил, что русский, а не голландский…

Русский и голландский флаги были очень похожи. Это и не мудрено, как известно, Петр Великий был саардамским плотником и от голландцев заимствовал флаг, лишь изменив порядок расположения цветных полос. А эти два бывших матроса держали пари на бутылку шампанского.

Мы попросили их присмотреть за байдаркой, а сами решили пройтись по пляжу.

Действительно, дамские наряды, да и лица и тела, были красивы. Одни — снежно-белые, только что приехавшие, другие — уже медно-красные, это были блондинки и рыжие, и, наконец, третьи, щеголявшие своею золотисто-оливковою кожей…

В это время какая-то дама стала махать нам рукой и закричала по-русски:

— Сюда!

Это была Этель, жена моего друга Сергея Андреевича Френкеля.

* * *

Один раз благодатный климат Лазурного берега изменил самому себе. Повалил снег и температура упала до четырнадцати градусов мороза. Тулонская обсерватория объявила, что такой температуры не было уже сто лет. Это подтвердили и столетние эвкалипты в три обхвата, которые тогда погибли, при этом не только стволы, но и корни. Целая аллея этих великанов скончалась. Пальмы и мимозы тоже погибли, но сохранили корни. Старики в Ницце стали умирать от холода. Это было бедствие.

А я? Вдруг оказалось, что я настоящий русский. Снег лежал твердо, но солнце сияло. И я опьянел от радости, бросая снежки в увядшую пальму.

Потом опять пришло тепло, все ожили, остались лишь печальные воспоминания — рубили эвкалипты, из которых выходили превосходные дрова. Мы же с Марией Дмитриевной не мерзли, потому что я пошел в ближайший кедровый лес и сбивал с ветвей бамбуковой мачтой нашей байдарки огромные шишки. Эти шишки были необыкновенной красоты. Когда они вскрываются, то видно, что лепестки их красные, как будто они побывали в салоне и там им сделали маникюр. Горели они в железной печурке ярко и при этом еще благоухали. Так среди всеобщего бедствия мы наслаждались, как черствые эгоисты.

Гриша не боялся зимы, но его подруга, маленькая кошечка, очень мерзла и жалась к печке. Дзыга по-нашему, по-киевски, это волчок. Мальчишки стегают дзыги плеткой и они крутятся. Дзыга и без плетки была вертлява, как волчок. Она выдумала такой своеобразный танец. Я шел по дорожке, а она вертелась вокруг моих ног, прижимаясь головкой, точнее сказать, ушком то к одной ступне ног, то к другой. Так, походив по саду, мы выходили на веранду, где стояли две чашки для Гриши и для нее. Поспешно вылакав свою чашку, она маленькой своей лапкой отодвигала большую голову Гришки и съедала его порцию. Как большой джентльмен, Гриша всегда ей уступал. Она жила в соседней усадьбе у каких-то старушек, которые ее кормили, но когда ее хозяйки куда-то уехали, бросив Дзыгу, она первый раз окотилась преждевременно от голода. И это она сделала у нас в саду. От голода она своих котят поела и куда-то спряталась со стыда. Я поставил ей чашку с молоком там, где были котятки. Она вылакала ее, и с той поры мы с ней познакомились и подружились.

* * *

Я хочу рассказать о нашем садовнике, который жил по соседству, и у него я получал бамбук для мачт. Там была большая вилла с большим садом, в которой никто никогда не жил, и всем заведовал этот итальянец по фамилии Piccolo, что значило маленький. Он таким и был.

Piccolo сделал нам цветник и огород, которые был при нашей новой квартире. Он посадил нам маленькие огурцы, «русские», как он пояснил. Они вкуснее, чем огромные местные. Он где-то раздобыл семена подсолнухов, и роскошные желто-черные цветы окружили весь наш участок в 1200 квадратных метров. Под его руководством я получил редиску в январе не в парниках, прямо со своей грядки, которая была прикрыта соломой. Кроме того, я получил идеальную фасоль, чудовищные помидоры и сладкий горошек. Все было первоклассное и очень вкусное и, казалось, обходилось даром. Но это был обман. Они обошлись в ту же цену, что и покупные, потому что я их усердно поливал, а за воду пришлось заплатить солидную сумму. Но зато какое было удовольствие!

А когда приехали молодые Значковские и другие шоферы из Парижа, то поливка обратилась в веселое игрище. Брандспойт держали так, что струя шла горизонтально. Тогда через нее прыгали. Слабое движение брандспойтом вверх, и шофер в белом костюме промокал до нитки. Но жаркое солнце сейчас же его высушивало. При этом, конечно, все ужасно кричали и хохотали. Благодаря этому мы познакомились с нашей соседкой, англичанкой, которая сыграла определенную роль в нашей жизни.