Если это замечание должно было запечатать уста Мэтью и утишить его любопытство, то эффект оказался противоположным.

— Только те, что остаются без ответов.

— Туше, — произнес доктор и прижал шестую банку к спине Вудворда. Магистрат снова вздрогнул от боли, но упрямо промолчал. — Ладно, скажу. Я уехал из Бостона, потому что терял практику. В Бостоне переизбыток докторов, как, впрочем, адвокатов и священников. Дюжина, не меньше, обычных врачей, не считая травников и религиозных целителей. Так что я решил на какое-то время оставить Бостон — и жену, швейное предприятие которой процветает, — и предложить свои услуги где-нибудь в другом месте.

— Фаунт-Роял очень далеко от Бостона, — заметил Мэтью.

— Ну, я не сразу сюда поехал. Месяц я пробыл в Новом Йорке, провел лето в Филадельфии, жил и в других городах поменьше. Кажется, все время стремился на юг. — Он стал стаскивать замшевые перчатки. — Можете поставить свечи.

Мэтью опустил подсвечник на стол. Он успел увидеть — хотя старался не задерживаться взглядом на этом зрелище, а воображением — на мысли о том, каково должно быть ощущение, — как кожа в первых двух банках превратилась в отвратительные, наполненные кровью черные волдыри. Остальные банки шли тем же мрачным путем.

— Какое-то время кровь будет подниматься. — Доктор Шилдс сунул перчатки в саквояж. — Как видите, эта процедура снимает застой крови в теле.

Мэтью ничего не видел, кроме разбухающих волдырей. Он не смел даже представить себе, как эти банки давят на измученные кости магистрата. Чтобы не пускать мысли в этом болезненном направлении, он спросил:

— И вы еще долго собираетесь прожить в Фаунт-Рояле?

— Нет, не думаю. Бидвелл мне платит жалованье, и он построил для меня очень хороший лазарет, но… я скучаю по жене. И по Бостону. Так что как только город снова начнет развиваться, население будет здоровым и станет расти, я постараюсь найти себе замену.

— А как же то свершение, которого вы жаждете, сэр?

Доктор Шилдс склонил голову набок, и намек на улыбку шевельнул его губы, но совиные глаза остались каменными.

— Вы ломитесь, как козел через колючие кусты.

— Я ценю в себе настойчивость, если вы об этом.

— Нет, я не об этом, но я отвечу на ваш достаточно назойливый вопрос, вопреки своему нежеланию подбрасывать веток в огонь вашего любопытства. Мое свершение — то есть то свершение, на которое я надеюсь, — будет двояким. Во-первых, помочь в создании поселка, из которого вырастет большой город и, во-вторых — увековечить свое имя в названии больницы Фаунт-Рояла. И я собираюсь остаться здесь достаточно долго, чтобы увидеть, как произойдут оба эти события. — Он опустил руку и осторожно покачал двумя пальцами первую банку, проверяя ее наполнение. — Влияние Рэйчел Ховарт, — сказал он, — сыграло несчастливую роль в развитии Фаунт-Рояла. Но как только пепел ее будет закопан — или развеян по ветру, или что там Бидвелл с ним сделает, — будет положен конец нашей смуте. Поскольку погода изменилась к лучшему, болотные испарения исчезнут. Вскоре мы увидим прирост населения — как за счет новых приезжих, так и благодаря рождению здоровых младенцев. Через год, смею думать, Фаунт-Роял станет таким же, каким был до этого неприятного события. Я сделаю все, что в моих силах, для его развития, оставлю свое имя потомкам и вернусь в Бостон к жене. А также, естественно, к удобствам и культуре большого города.

— Цели, достойные восхищения, — сказал Мэтью. — Надеюсь, ваше имя над больницей поможет вам и в Бостоне.

— Поможет. Письмо от Бидвелла с подтверждением этого факта, а также его благодарность за мои услуги могут обеспечить мне место в медицинском товариществе, которое иначе мне бы не предоставили.

Мэтью собирался спросить, знает ли Бидвелл о намерениях доктора, но тут в дверь постучали.

— Кто там, прошу прощения? — спросил доктор Шилдс.

— Я, Николас, — прозвучал ответ. — Я хотел заглянуть к магистрату.

Мэтью тут же ощутил перемену настроения доктора Шилдса. Ничего такого радикального, конечно, но все равно примечательно. Лицо доктора будто вдруг стянулось, все тело напряглось, словно невидимая рука схватила его за загривок. И даже голос Шилдса стал резче, когда он ответил:

— В данный момент магистрат не доступен общению.

— А… тогда ладно. Я позже зайду.

— Постойте! — Вудворд вынул корень сассафраса изо рта и прошептал в сторону Мэтью: — Пригласи мистера Пейна войти, будь добр.

Мэтью направился к двери и успел остановить Пейна, который еще не дошел до лестницы. Когда Пейн вошел, Мэтью наблюдал за лицом доктора и заметил, что Шилдс старался даже не смотреть на своего согражданина.

— Как он? — спросил Пейн, останавливаясь у двери.

— Как я и сказал, недоступен общению, — повторил Шилдс с заметным холодком. — Можете сами убедиться.

Пейн слегка вздрогнул при виде шести банок и черных волдырей под ними, но обошел кровать и встал рядом с Мэтью, чтобы видеть лицо магистрата.

— Добрый вечер, — сказал он, постаравшись выдавить из себя улыбку. — Я вижу… доктор Шилдс вами занимается. Как вы себя чувствуете?

— Бывало… намного лучше, — ответил Вудворд.

— Не сомневаюсь. — Улыбка Пейна исчезла. — Я хотел сказать вам… что от всего сердца одобряю ваш приговор, сэр. И что вашу работу — и работу вашего клерка, разумеется, — иначе как превосходной назвать нельзя.

— Благодарю вас, — ответил Вудворд. Веки у него отяжелели, ему было трудно смотреть.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Вы можете оставить его в покое, — ответил Шилдс. — Вы его утомляете.

— Ох, простите. Я не хотел ничего дурного.

— Ничего дурного не случилось. — Вудворд с усилием втянул в себя воздух, шевельнулись зеленые корки возле ноздрей. — Я благодарен… зато, что вы… нашли время… и дали себе труд… меня навестить.

— И еще я хотел вам сказать, сэр, что столб уже вырезали. Мне известно, что мистер Бидвелл пока не решил, где будет казнь, но, вероятнее всего, на одном из пустых полей на улице Трудолюбия.

— Хорошо. — Вудворд с трудом сглотнул. — Это подойдет.

Шилдс схватился за первую банку и снял ее с хлопком. Вудворд вздрогнул и прикусил губу.

— Мне кажется, вам следует уйти, — сказал доктор Пейну. — Если только вы не хотите мне помочь в этой процедуре.

— Гм… да, я лучше пойду. — Мэтью показалось, что Пейн, при всем его суровом опыте, несколько позеленел. — Магистрат, я навещу вас позже.

Он глянул на Мэтью с болезненным выражением сострадания и шагнул к двери.

— Мистер Пейн! — шепнул Вудворд. — Извините… можно мне вас спросить?

— Да, конечно.

Пейн вернулся к кровати и наклонился к магистрату, чтобы лучше слышать.