— Ну, тогда мне повезло, что рядом со мной ты, а не госпожа Сьен Ма.

Мастер Ден иронично усмехнулся:

— О, она на подходе!

Льешо вовсе не удивился.

— Зачем я понадобился карлику?

— Это он объяснит тебе сам.

Они подошли к той самой палатке, где лежал Хмиши. Карины нигде не было видно, но у входа ждали Бикси и Стайпс, а рядом с ними, в обнимку с Маленьким Братцем, стоял Таючит.

Бикси приветственно поклонился.

— Приходил Шокар, чтобы попрощаться и выразить соболезнование. Но он уже ушел, чтобы присмотреть за Льюкой — тот что-то начал совсем заговариваться, настолько, что Балар волнуется, а сам Шокар злится. Балар здесь, вместе с Ясным Утром.

— А где Каду?

Льешо не спросил о Льинг, и так догадываясь, где она может быть.

Таючит посмотрел на небо:

— Улетела отчитываться перед отцом. По совету вот этого типа. — Тай кивнул в сторону мастера Дена. — Боюсь, как бы она опять не застряла в птичьем облике, как это уже однажды случилось.

— Хабиба сделает все, что потребуется, — пожал плечами смертный бог, — она обязательно вернется.

— Ну, раз волноваться не о чем, я пойду к хану, — заключил Таючит, бросив тревожный взгляд на край заросшей лесом долины. Там, высоко, расположилась десятитысячная армия. И в одном из шатров в бреду лежал тот, от которого зависела судьба всех. — Отец заболел, — сообщил принц. И, зная, что Льешо все сразу поймет, добавил: — Госпожа Чауджин вынашивает второго наследника.

Король действительно все понял. Он невольно задумался о том, что за дитя носит в своем чреве бамбуковая змея и какое отношение к этому ребенку имеет хан Чимбай.

— В моем строю всегда найдется место для еще одного воина, — развел король руками, и с глаз принца слетела пелена печали.

Трудно было даже представить себе, что этот замечательный парень — гарн. Не сказав больше ни слова, принц ушел. А Льешо вошел в палатку к Хмиши. За ним неотступно следовал мастер Ден.

— Ну наконец-то!

Собачьи Уши отложил флейту и с печальной улыбкой посмотрел на Льешо. Забившись в самый темный угол со взятой взаймы лютней, Балар наигрывал какую-то скорбную мелодию. Мастер Ден, что-то проворчав, опустился возле двери на ковер. Льешо хотелось бы предоставить ему как пришедшему в гости богу более почетное место, но остановил себя, решив, что начал думать совсем по-гарнски. А потому просто сел там, откуда хорошо просматривался вход в палатку, чтобы не впускать посторонних, и начал слушать игру Балара.

— Смерть оказалась милостью. — Собачьи Уши взглянул на короля. Тот встал и начал беспокойно бегать по палатке.

Льешо не мог усидеть на месте, а потому подошел к Льинг, наблюдая за ее сном. — Раны были слишком тяжелы.

— Нет. — Король холодно взглянул на карлика. Тот сейчас выглядел очень важным, но толку от него, как и от мастера Дена, не было никакого. — Милостью здесь и не пахнет. Вновь побеждает зло, потому что милосердие и доброта навсегда покинули мир.

— Неправда. — Собачьи Уши положил руки на колени, и Льешо вспомнил, что судьба не нашла для этого человека ни капли сострадания, и все же он сумел сохранить веру. — Просто, когда мы видим милость, мы ее далеко не всегда узнаем. Она не всегда предстает перед нами в том виде, в котором мы ее призываем, однако она здесь, с нами.

С глаз карлика будто спала пелена, и он показал Льешо все то, что она скрывала: чередование времен года, старение солнца, возвышение и падение империй. Улыбка маленького человечка казалась древней, мудрой и терпеливой, наполненной накопившейся за долгие века болью и печалью. Но карлик не хотел казаться добрым.

— Разве милосердно вернуть Хмиши к новым страданиям, не столько физическим, сколько моральным — заставить вспоминать и еще раз переживать все, что с ним случилось?

— Это действительно не милосердие, нет. Но вот вернуть его здоровым и сильным — бог мог бы сделать такое!

— Вселенная держится на равновесии, юный король. — Ясное Утро воздел руки и показал, что имеет в виду. Балар одобрительно кивнул из своего угла. — Если богу и придется сделать подобное одолжение, — одна маленькая рука поднялась выше плеча, а другая опустилась к поясу, — то что бы ты отдал ради сохранения баланса?

— Жизнь, — не задумываясь, слишком поспешно ответил Льешо, и мастер Ден сурово нахмурился.

Юнец продолжает швыряться собственной жизнью. Неоправданная жертва, которую вряд ли можно принести в здравом рассудке.

Карлик склонил голову, внимательно глядя на Льешо.

— Кого из тысяч твоих последователей ты отдал бы за жизнь своего лучшего друга?

— Никого, — задумавшись, в коние концов признал король. В войне с мастером Марко ему пришлось потерять многие и многие жизни, и тем не менее Льешо не считал себя вправе променять жизнь хотя бы одного из подданных на жизнь Хмиши, как бы ему ни хотелось вновь увидеть лучезарную улыбку друга. — У меня не осталось ровным счетом ничего. Его смерть — это слишком, понимаешь? Мне нужен повод для жизни. Раньше казалось, что Кунгол — это все: дом, свобода, королевство. Теперь все это лишь слова. Хмиши и Льинг, Каду, Бикси и Стайпс — вот мой единственный дом. Даже родные братья не кажутся такими близкими, как эти люди.

Балар еще ниже склонился над лютней. Он молчал, хотя Льешо понимал, что спокойствие обходится ему недешево.

Ясное Утро согласно кивнул.

— Смертная богиня войны работает хорошо, хотя последствия ее трудов ощущаются недолго.

— Сломанным мечом битву не выиграешь.

Карлик уронил руки на колени.

— Ты просишь слишком многого, — заметил он. Мастер Ден коротко, иронично рассмеялся:

— Пришло время учиться у подрастающего поколения, Ясное Утро. Он уже не первый раз произносит эту фразу.

Действительно, Льешо напоминал об этом сам себе, однако без видимого результата. Боги все равно заставляли двигаться дальше. Теперь же пришло время попросить что-то для себя самого; наверное, они уже понимают, каково это и что за этим стоит.

— Балар?

Музыкант сидел, склонившись над инструментом. Не поднимая глаз, он наконец ответил на тот вопрос, который, должно быть, уже много раз задавал Ясное Утро.

— Льюка повсюду видит одни лишь несчастья. Сам я ответа не знаю. Но хочу знать, что младший брат дома, на отцовском троне, и готов отдать за это многое. — Балар взглянул на товарищей и печально улыбнулся. — Дар не покинул меня, я просто не осмеливаюсь им пользоваться.

— Знаешь, а ты ведь прав, мы действительно просим слишком многого, — покачал головой Ясное Утро. И заключил: — Твое сердце нуждается в отдыхе.

С этими словами он взял серебряную флейту и поднес ее к губам. Карлик заиграл, и с каждым тактом нежной мелодии сердце короля Льешо светлело. Скоро зашевелилась Льинг и села, протирая глаза.