Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как вспоминал Питер Бирд, «на Скорпиосе и на “Кристине” Джеки много делала для Ари, а тот постоянно жаловался… без конца заводился, по любому поводу. Кричал на нее… Чего Ари особенно не выносил, так это беспорядка. Помню, как-то раз их гувернантка Марта подстригала всех на “Кристине”, и Ари бегал по палубе и орал из-за волос в ванной. Мы с Джоном даже спрятались в душевой, от греха подальше. Когда Ари выходил из себя, он твердил, что все принес в жертву “ради этой американки”, а Джеки реагировала спокойно». Джеки, как казалось Питеру, была из тех, «кто прячется от глубинных переживаний», и он тоже отметил множество морщинок на ее лице. Джеки отказывалась смотреть вглубь, поскольку слишком болезненно – видеть реальность прошлого и реальность настоящего. «Она просто плыла по поверхности жизни и старалась оставаться там».
Джеки словно бы не замечала, что между Питером и Ли разгорался роман, прямо под носом у Стаса. Питер так говорил об отношениях сестер: «Классическая схема развития отношений… Джеки – старшая сестра, опекающая младшую, а Ли – младшая, мятежница. Между ними было много и хорошего, и плохого». Питер Бирд спал с Ли, однако многое роднило его с Джеки – интерес к искусству и к фотографии. Питер славился огромными альбомами коллажей, которые очень нравились Джеки. Она и сама неплохо фотографировала. «Мы так много снимали на Скорпиосе, что Онассис вечно ворчал на “счета за проявку и печать”, – рассказывал Бирд. – Еще она делала фантастические альбомы вырезок». Они часто обсуждали книгу, которую собирался выпустить Бирд, – «Тоска по тьме» (Longing for Darbless), в основе ее были сказки из автобиографии Карен Бликсен «Из Африки» (Out of Africa).
Бирд надеялся напечатать книгу сообща со своим старым другом, Стивеном Аронсоном. Но Аронсон не соглашался работать, не заручившись гарантией, что Джеки напишет вступление, как ему посулил Бирд. Чтобы «забить» вступление, он убедил Аронсона написать ему эпическое письмо насчет этого проекта: дескать, для приманки. «Она клюнула!» – писал Бирд; Джеки даже пригласила Аронсона на «Кристину» обсудить детали, но из-за истории с Болкером визит не состоялся.
Восемнадцать месяцев спустя, когда Бирд и Ли жили в Монтоке в доме Энди Уорхола, Джеки села писать обещанное вступление: «Каким чудесным сюрпризом и подарком стали для меня эти сказки и рисунки Исака Динесена, которые мне показал Питер Бирд… Взять в руки эти рисунки – все равно что прикоснуться к талисману, переносящему тебя в мир, который казался навеки ушедшим…» Она писала старательным, красивым, почти детским почерком – в Монтоке, 1 июля 1972 года. Так она начала делать пробные шаги навстречу новому, более реалистичному и удовлетворительному будущему, навстречу Америке, где ее греческая жизнь растает как фантастический сон.
Онассис, который вообще быстро уставал от женщин, устал и от Джеки и все чаще терял терпение. Он злился на ее частые отлучки, когда Джеки ездила в Америку навещать детей и по делам Кеннеди, ведь ей надлежало сидеть и ждать его, как положено греческой жене, верной Пенелопе. Артемида и та не одобряла невестку: «Мне хотелось, чтобы она вела себя как греческая жена, а она порой бросала Аристо на несколько недель, уезжала в Нью-Йорк… Греческие супруги не живут порознь».
Онассис начал жаловаться на Джеки своим греческим друзьям и, разумеется, Марии. Джеки, мол, никогда нет рядом, она холодна, она тратит слишком много денег, и в постели с ней скучно. Гор Видал вспоминал один из разговоров с Каллас о «золотоискательнице», как оперная дива именовала Джеки: «Онассис позвонил Каллас и сказал: “Я нянька при этой женщине, должен все время сидеть и ждать, ждать, ждать”. А еще он сказал, что в постели она холодна как труп». Онассис жаловался на Джеки и их общим друзьям вроде Бенно Грациани. «Он выражал мне свое недовольство по поводу денег и прочего. И по поводу ее холодности к нему… – вспоминал Грациани. – Она-де к нему холодна. Не то что вначале, просто теперь она поняла, что он не имеет с ней ничего общего…»
Жалобы были те же, что Джеки в свое время слышала и от Джона: она, мол, холодна и транжирит деньги. Как говорил Гор Видал: «Обеих сестер воспитали гейшами – выкачивать деньги из мужиков».
Как некогда Марию Каллас, Онассис начал прилюдно унижать Джеки. Его раздражала способность жены «отключаться». Однажды дождливым вечером в Глифаде Кики Феруди наблюдала такую вполне типичную сцену. Онассис разговаривал с Мильтосом Яннакопулосом и Яннисом Георгакисом, а Джеки молча сидела напротив, читала книгу о Сократе. Наконец она отложила книгу и спросила Янниса Георгакиса, считает ли он, что Сократ реально существовал или же его выдумал Платон как символический образ афинского философа. Яннис начал было отвечать, а Онассис вдруг вскочил с дивана и заорал на Джеки: «Что с тобой такое? Зачем тебе надо обсуждать эти глупости? Лучше бы подумала, прежде чем открывать рот! Ты что, никогда не видела статую усатого мужчины в центре Афин, так позволь тебе представить – это Сократ!»
Джеки в слезах, бормоча что-то по-французски, поднялась к себе, надела плащ и вышла на улицу. Онассис за ней не пошел, хотя дождь лил как из ведра, послал Яннакопулоса. Джеки вернулась, молча поднялась наверх, потом спустилась и так же молча села рядом с Георгакисом. Онассис даже не подумал извиниться, проворчал еще что-то про «идиотские разговоры» и закрыл глаза. Его извинением стал дорогой золотой браслет от афинского ювелира Золотаса, который он преподнес жене через несколько дней. По мнению Кики, он «вел себя, как и подобает настоящему греческому мужу – орал и говорил что вздумается, а миссис Онассис вела себя как настоящая греческая жена…». На самом деле Джеки выиграла эту схватку, не проронив ни слова, благодаря невероятному самообладанию и актерскому умению держать паузу. Молча уйти – самое мощное оружие, это она усвоила еще за годы супружеской жизни с Кеннеди. На самом деле Джеки не была «настоящей греческой женой», она просто прибегала к молчаливому протесту.
И Онассис не умел с нею справиться. Изначально популярность Джеки ему льстила, но в браке стала скорее минусом, чем плюсом. Поскольку все думали, что она вышла за него исключительно из-за денег, то в свете отчетов о ее тратах, зачастую преувеличенных, Онассис выглядел как простофиля, которого легко обвести вокруг пальца. В копилку минусов попали также любовь Джеки к детям и тяга к жизни в Америке, а не в Греции или в Париже с ним. В свое время в интервью журналистам он сказал о Джеки: «Маленькая птичка, которой нужна свобода». Но как только у «маленькой птички» срослось крыло, она превратилась в сильную женщину. Он хотел самоутвердиться, разведясь с Джеки и удостоверившись, что ей не достанется ни гроша от его огромного состояния. В октябре 1972 года Джеки организовала в Нью-Йорке пышную вечеринку по случаю четвертой годовщины свадьбы, а муж тем временем уже составил план и в ноябре устроил ей первую ловушку – предложил подписать документ под названием «Договор об отказе от имущественных прав». Бумаги подготовил его адвокат, он же прислал нотариусов, которым надлежало засвидетельствовать подпись Джеки. По этому договору Джеки отказывалась от каких-либо притязаний на имущество Онассиса, у нее оставались только его презенты и два миллиона долларов в ценных бумагах, подаренные на свадьбу. Документ также констатировал, что «при обсуждении и подготовке договора каждая из сторон была представлена независимым адвокатом». А это неправда, поскольку всем занимались только адвокаты Онассиса, Джеки ни с кем не консультировалась. Она думала, что сей договор действительно был отказом от всех имущественных требований, но верила, что это чисто формально и Онассис назначит ей соответствующее содержание. На самом деле, по греческим законам, договор не мог помешать ей унаследовать одну восьмую часть состояния Онассиса. Как выяснилось позднее, то была лишь первая часть саги: муж планировал использовать свои связи с хунтой и изменить законодательство, чтобы полностью лишить Джеки прав на наследство. Спустя три года, когда адвокаты Джеки увидели, что́ она подписала, они пришли в ужас.