- Больно… - задумчиво озвучивает выбранную мною эмоцию. То есть, я думаю, что он сказал именно это. Я во всяком случае, имела в виду, что мне больно. Если на его языке это звучит иначе, не мои проблемы.

Принесли наш заказ и Форд убрал блокнот, чтобы не мешать мне наслаждаться едой. Ну, по крайней мере, по его виду я понимала, что он хочет знать, нравиться ли мне то, что я ем. Так смотрел на меня… что я невольно задумалась о побеге. Да, в неизвестность. Но что-то слишком настораживает его интерес. Загадочным словом «айскрим» он обозвал холодный десерт, усыпанный всякими вкусностями. За соседним столиком семья сидела с двумя детьми, и оба чада облизывались на мою прозрачную чашу с десертом, из которой возвышались разноцветные шарики, торчали вафли, какие-то трубочки с запахом шоколада, и еще куча всего. Подозреваю, что такую порцию мне есть дня два придется. Оценив размах, с которым Форд умеет действовать, я решила попробовать всего по чуть-чуть, чтобы не объесться и при этом уважить мужчину и его кажется научный интерес. А потому я демонстративно пробовала все и кривилась, показывая, что мне не нравится или же кивала в знак одобрения. Моя игра развеселила Форда, но я по глазам видела, что он запоминает, что мне понравилось, а что нет.

В тюрьму мы не вернулись тем вечером. Форд отвез меня в большой дом, полный стекла, комнат, полных странной минималистической мебели, огромных окон, должных давать много света и целой кучи непонятных мне артефактов. Я с прискорбием осознала, что он привез меня в свой дом. Сразу как-то захотелось в свою уютную белоснежную темницу, но Форд неумолимо указал мне на одну из комнат, и совершенно с ангельским взглядом констатировал мою судьбу.

- Это твоя комната.

Я смерила равнодушным взглядом мужчину и не говоря ни слова, зашла в свою новую камеру. Не все ли равно, насколько комфортабельна моя тюрьма, насколько привлекателен тюремщик, если весь этот мир, куда бы я не пошла, все равно останется для меня узилищем?!

Комната утопала во мраке, но Форд вошел следом и щелкнул чем-то на стене. Под потолком разгорелись светильники. Я поморщилась и осмотрелась. Большая кровать. Почему-то очень низкая, по сравнению с теми, к каким я привыкла. Мягкий ковер. Пара комодов по бокам от постели. Большие окна, из которых открывался наверняка красивый вид, но сейчас, мне не хотелось им любоваться. Были еще какие-то двери, подозреваю в туалетную комнату и в гардеробную. Но я не пошла их смотреть. Направилась прямиком к кровати. Скинула сандалии и не раздеваясь, улеглась поверх покрывала, поджав под себя коленки, обняла их руками, в которых до сих пор сжимала шелковый мешочек с последними воспоминаниями о Дэкере и Брайе. Непрошенные слезы все же прочертили кривые дорожки на лице. Я шмыгнула носом и быстра утерлась, чтобы не вызвать недовольство своего вежливого тюремщика. Не хочу, чтобы меня снова усыпляли.

- Диана, - на меня падает тень от мужского тела, но у меня нет желания общаться. А рисовать я вообще терпеть не могу! И все же я ответила, вопросительно промычав куда-то в пустоту перед собой. – Добрых снов, -произносит Форд не то, что хотел и уходит, не дождавшись моего ответа. Словно я собиралась ему отвечать…

Я высыпала жемчужины на кровать. Перламутровые, радужные сокровища растеклись по черно-белому покрывалу, укатываясь под меня. Но я не спешу их собирать. Несколько штук нащупала пальцами и мечтательно прикрыла глаза, вспоминая… все, что мне подарили последние недели близости с драконом. Сколько времени мы потеряли зря?! Пока перебороли свои гордости, пока осознали свои чувства… сколько времени утрачено! Сколько возможностей быть счастливыми осталось в прошлом! Так я и уснула, вспоминая своего дракона. Своего любимого мужчину, кого никогда больше не увижу. Как бы больно мне не было это осознавать, самообманом заниматься я не хотела.

Диана Клевеленд

Дни бежали за днями, складываясь в новые недели. Жизнь, увы, продолжалась. Форд заполнил собою все мое существование. Красивый, умный, обходительный мужчина. У меня не было выбора, не было вариантов, куда пойти, куда себя пристроить в этом мире. Язык я потихоньку осваивала. Но, понятно, что стать местной мне не светит. Я была чуждой. Потерянной. А потому не противилась заботе своего благодетеля. Все лучше, чем бродяжничать.

Форд имел все возможности стребовать с меня плату за свою помощь. Но слава всем драконьим богам, не делал этого. Наоборот, не смотря на свой явно мужской интерес, продолжал быть сдержанным и осторожным. Впечатление, будто дает мне время, хочет, чтобы я освоилась, свыклась, привязалась к нему и к его заботе. Да, мужчина был заботлив и улыбчив. Он любил улыбаться. Открыто и непринужденно. Только… меня вовсе не трогала ни его мужская привлекательность, ни его улыбки, ни обходительность. Я испытывала благодарность за то, что он такой. За его помощь. За сдержанность и самоконтроль. Но ничего кроме этой самой благодарности, я не испытывала положительного. Зато при одной только мысли, что когда-то у Форда может сорвать ориентиры, и он все же решит показать истинные мотивы своего ко мне интереса, меня бросало в дрожь. Брезгливость и отвращение искривляли черты моего лица, и тогда я старалась скрыть эти чувства, дабы не провоцировать того, от кого сейчас зависит моя жизнь и свобода.

Жить в доме Форда было комфортно. И пусть у этого мужчины в подчинении целая тюрьма для душевно больных, как я смогла идентифицировать место, где меня держали первые недели, дома он был мил, приветлив и сам готовил нам еду. Да, не смотря на большую площадь дома, у Форда не было штата прислуги. Приходили дважды в неделю какие-то люди в форменной одежде и наводили генеральный порядок, но в целом, мой тюремщик справлялся сам. Иногда заказывал готовую еду из рестораций, но в основном готовил сам или просил меня помогать. Я не горела желанием готовить еще со времен жизни с родителями, но отказывать хозяину дома, где живу, в этой малости не стала. И помогала, даже не скривившись.

После трапезы, Форд сам убирал со стола и мыл посуду. Порою, я помогала ему. Показал мне, как управляться с каким-то, огромных для артефакта размерами, бытовым прибором, куда можно сложить посуду грязной, а достать уже чистой. И я осваивалась с его домом, перестав удивляться его содержимому и только надеялась, что Форд будет таким душкой еще очень – очень долго и не начнет переходить границы приличия, потому что убивать его у меня в планы никак не входило. Да и в принципе, нет у меня планов. Не трогали бы меня и ладно. Сама ведь умру, мне и помогать не надо. Мое увядание уже началось и прогрессирует. И если это еще не сказалось на моей внешности, то внутренне я чувствую, как усыхает сердце, с каждым днем становясь все жестче, покрываясь заскорузлой корой, запекаясь в пролитой крови.

- Ты плохо ешь, - вырывает меня из задумчивости голос Форда и его изучающий взгляд смотрит с тревогой. – Ты снова не здесь, Диана.

- Ничего, - дергаются конвульсивно краюшки моих губ, намекая на улыбку, но по лицу Форда вижу, что моя ложь его не может ввести в заблуждение. – Я в порядке, - отправляю в рот кусок омлета, не чувствую его вкуса, не смотря на какую-то пикантную начинку.