мерзавец?! — как бы разом все осознав, налился яростью Ефим Ефимович.

— Кто — он? Ребенок или Анатолий? — Странное дело, Эльвира Аркадьевна еще находила в себе силы усмехаться. — Ребенок в комнате, а Анатолий — у тебя в кабинете.

— Какой еще, к черту, ребенок… — И вдруг закричал: — Тапочки мои где?! Черт, где мои тапочки, никогда их нет на месте!

— Под носом у себя не видишь?! — снова торжественно-язвительно обронила Эльвира Аркадьевна. — Сколько тебе говорила: займись воспитанием сына, ему нужна мужская рука, все отмахивался… Теперь дожили — внуков на дом приносят!

— Я что, с баб его должен стаскивать?!

— Не кричи!

Бормоча проклятия, Ефим Ефимович направился в кабинет. Дернул дверь так, что чуть портьеры не слетели вместе с гардинами.

— Заперся, кобель! — В лицо Анатолия полетело письмо. — Ну-ка, поделись с отцом, откуда эти цветы! — Голос Ефима Ефимовича привычно-начальственно грохотал. — Я тебя спрашиваю! Ну?!

Анатолий как ни в чем не бывало поднял письмо с пола, медленно и спокойно прочитал его.

— Обычный мелкий шантаж, — ответил презрительно. — Чего тут непонятного?

— А ребенок?!

— А он что — мой?

— А чей же?!

— Я откуда знаю…

…Скандал в доме продолжался до глубокой ночи.

Но никто из них — ни раньше, ни позже — не смог понять, того, что произошло с Татьяной. Пока они кричали, ругались и спорили (и в тот день, и во многие другие дни), она, жалея ребенка, не столько поняла, сколько душой почувствовала, пронзенно и явственно открыла для себя: вот как, оказывается, получаются в жизни дети-сироты… Есть у Андрея мать, есть отец, но никто не хочет признать его за своего, за родного, и кто знает, не так ли когда-то сложилась судьба у самой Татьяны, не так ли точно отказались от нее отец и мать?.. Кто такие ее родители, она никогда не знала и даже до поры до времени не задумывалась над этим, жизнь в детдоме казалась чем-то само собой разумеющимся делом, но чем старше становилась Татьяна, тем больше накапливалось в сердце горечи и какой-то незатухающей обиды: как же так, почему она одна, почему у всех есть отцы и матери, а у нее — ну никого, совершенно никого?! И недаром позже, как бы тяжела и вздорна ни была «мама Нюра», Татьяна так сильно привязалась к ней: пусть не родная, не настоящая, но все-таки — «мама», человек, о котором хочется заботиться, хочется сделать для нее что-то хорошее, пожалеть и приголубить, потому что одно то, что она — «мама», как бы прощало ей все, снимало с нее вину за не совсем безгрешно прожитые годы… И неужели она, Татьяна, сполна знающая, что такое жизнь без родителей, знающая, что такое  д у ш а  с и р о т ы — уязвленная, ущемленная и оттого вдвойне гордая, самолюбивая, в любом случае всегда страдающая, вечно и тихо кровоточащая, как бы счастливо ни складывалась в дальнейшем судьба, — неужели Татьяна будет просто свидетелем, как вот этого человека — Андрюшку — сдадут в детдом или в детприемник (о чем твердят в растерянности и смятении родители Анатолия)?! Неужели Татьяна позволит, чтобы на ее глазах произошло то, от чего сама она страдает всю жизнь, — что Андрей останется без матери и без отца?! Ведь Анатолий — она знает это — отец Андрея, тут и сомневаться не приходится, но если он отец, родной человек по крови, почему он так рьяно отказывается от сына? Не хочет, чтобы кто-то знал о его грехах? Боится, что это может как-то повлиять на его отношения с Татьяной? Чего он так сильно боится? Чего так сильно боятся его родители? Осуждения? Или боятся, что не смогут прокормить и поставить на ноги этого маленького и беспомощного пока человека? Почему люди, в угоду каким-то представлениям, выдуманной и даже лживой морали, в угоду мнениям окружающих, вообще в угоду бог знает чему, жертвуют единственным, что есть по-настоящему хорошее в людях, — ж е р т в у ю т  ч е л о в е ч е с к и м, ч е л о в е ч н о с т ь ю?! Неужели и я, думала Татьяна, стану соучастницей преступления? Неужели это в самом деле такая огромная проблема: забрать ребенка к себе и воспитать его? Ведь не чужой ребенок — сын ее мужа!

Вот так она и заявила всем на третий день: давайте оставим Андрея у себя, будем вместе воспитывать — чего, мол, тут такого? Слова ее, конечно, всерьез не восприняли, да кто она сама-то еще, эта недавняя девчонка? Что понимает в жизни? Что знает о ней? Думает, что воспитать ребенка — это все равно что на танцы сходить: весело и забот никаких на сердце — знай щебечи себе да порхай под музыку. Нет, дорогая, воспитать ребенка — это… Это такая ответственность и такое нелегкое дело, что… Да что с тобой говорить! Глупость-то каждый может предлагать, а вот придумай что-нибудь умное. Эту вон «Тамару Васильевну», например, даже через милицию искать нельзя: сразу все всё узнают. А куда тогда ребенка? Только в детприемник, сказать — подкидыш… Какой же еще выход?

«Тогда я сама буду воспитывать его!»

О господи, час от часу не легче! Да кто он тебе, этот ребенок? В благородство хочется поиграть? Понянчиться с младенцем? Так погоди — скоро свои пойдут…

«Но ведь он сын Анатолия! Понимаете — сын?!»

Да кто тебе сказал, что сын? Откуда ты взяла? Из письма этого дурацкого, что ли? Так написать можно что хочешь… Оболгать человека в наше время — все равно что плюнуть…

«Да ведь видно… он как две капли воды похож на Анатолия!»

Еще одна новость! Да Анатолий… Анатолий всегда был красавцем, а этот… Ты посмотри внимательней: нос курносый, рот широкий, глаза раскосые… И еще одно, милочка, не приходило тебе в голову: начнешь с ним нянчиться, а в один прекрасный день заявится наша распрекрасная подружка Тамара Васильевна и потребует ребенка назад?

«Она отказалась от него… У нас же документ есть, письмо…»

Ах, ах, ах… письмо — документ! Да таких «документов» можно состряпать сколько угодно, и ни в одном суде они не будут иметь ровно никакого значения…

«Но Анатолий отец ребенка. Он тоже имеет право на него… Если он будет воспитывать сына, никто не сможет отобрать его!..»

Господи, откуда такие глубокие познания? Откуда эти крохи с богатого стола юриспруденции? Да жизнь, милочка, это такая штука — ни в какие законы и ни в какие права ее не загонишь…

«Что же вы хотите сделать с ребенком?»

Да сдадим его. Куда его еще девать?..

«Чтоб он потом — при родном отце и матери — воспитывался в детдоме?!»

Почему в детдоме? В наше время сотни людей мечтают взять ребенка на воспитание, они даже стоят на учете в райисполкомах, ждут своей очереди…

«Им — чужой ребенок нужен,