И тут я кое-что осознала. Да так, что ноги мои подкосились, и я упала коленями во влажный и противный песок.

Я — Амелия Мэллори. С самого рождения нежеланная, ненавистная, нелюбимая, негодная. Не наделена, а обременена выдающимися способностями. Зачем они мне, если в этом мире некому мной гордиться? Родной отец завидует, а мать страшилась.

Обречённая на вечные страдания и скитания среди всех этих чужих мне людей.

Отец чертовски сильно похож на Себастьяна. Их образ мыслей совпадает, и теперь это не кажется мне случайностью. Всё закономерно, и этот порочный круг мне не разорвать. Именно поэтому с Гарретом у нас бы не сложилось ни-ког-да. От своей покойной матери я унаследовала не только древнюю магию, но и всеобъемлющую жертвенность и виновность.

Виновата-виновата-виновата

— Амелия, посмотри на меня! — Себастьян опустился напротив, обхватил обеими руками мои пылающие, орошённые слезами щёки. — Ты ни в чём не виновата, любовь моя.

Сердце подскочило высоко-высоко, а потом со шлепком рухнуло вниз. Дыхание перехватило, и дикий, душераздирающий крик вырвался из моей груди. Вопль отчаяния и обречённости.

— Ой, хватит разводить тут сопли! — скривился Уильям, словно съел ведро бубонтюберов.

— Зачем ты явился? Я выросла и больше не смогу выступать в роли твоей марионетки, как мама! — я с помощью Себастьяна встала с земли и, покачнувшись, отёрла сопливый нос испачканной в песке рукой.

— Сдалась ты мне! — отмахнулся Уильям. — Я намерен мстить. Мстить за свою испорченную вдрызг жизнь! За несбывшиеся мечты и надежды! Мстить им. — Он направил конец палочки на Гаррета, и тот неестественно откинул голову назад, а кадык его задёргался, точно в страшной агонии.

По его пульсирующей шее ползла струйка серого дыма, то сжимаясь кольцом, то разжимаясь.

— Экспеллиармус! — моя палочка выпустила заклинание, которое… совершенно не сработало, отскочив от невидимого ограждения вокруг Уильяма. Я недоумевающе уставилась на свою руку, а затем, заслышав сиплый хрип Гаррета, направила на Уильяма две пылающие ладони.

Волки. Целая стая волков стремительно неслась со стороны леса, умалишённо разинув пасти, с которых капала противная вязкая слюна.

Себастьян, испугавшись, нацелил на них палочку, но я жестом остановила его. Эти волки — не враги нам, они появились, потому что являются главным страхом Уильяма. Какая нелепость.

Один из них, ловко проскочив невидимый барьер, крепко вцепился в бедро Уильяма, на пару секунд дав нам шанс спасти Гаррета. Я кинулась к нему со всех ног. Оставались считанные дюймы, когда мою руку обожгло чем-то едким — кожа в мгновение ока покрылась волдырями и кое-где обуглилась. Плюётся ядом. Натуральный мерзкий змей.

Заныл шрам на шее, и я непроизвольно хохотнула — Круцио был куда больнее.

***

Пока Амелия замешкалась, прикладывая снег к ране, я поспешил к Уизли.

Ему, слава Мерлину, удалось немного прийти в себя, воспользовавшись тем, что Уильям отбивался от волков.

Я бы дал ему зелье невидимости, чтобы он поскорее ушёл отсюда незамеченным, но я, в отличие от Поппи, не имею такой, как выяснилось, полезной привычки таскать с собой всё подряд.

— Уходи, — заявил я, хватая Уизли за плечо и толкая в сторону леса.

— А Амелия? — ещё не до конца восстановив дыхание, пропыхтел он.

— Я позабочусь. Уходи, живо!

— А куда это мы собрались? — ледяной до жути голос раздался прямо за нашими спинами. Я медленно повернулся, и сердце пропустило несколько гулких, тяжёлых ударов. Приставив свою странную палочку к виску Амелии, Уильям по-звериному скалился и стрелял полоумным взглядом. Позади них на кристально чистом снегу покоились очередные волчьи трупы.

— Отпусти её, тебе ведь я нужен, — вкрадчиво заговорил Уизли, аккуратно делая шаг за шагом к Уильяму. Тот только сильнее прижал к виску Амелии палочку, другой рукой сжимая её горло. При виде её округлившихся от страха глаз я готов был броситься на помощь ценой своей собственной жизни, но осознавал, что любое лишнее движение может привести к неисправимым последствиям.

— Нужен, ты прав, — усмехнулся Уильям. — Зачем вам этот рыжий, а? — обратился он к нам с Амелией. — Что же вы все так носитесь с этими Уизли, — проговорил себе под нос, плюясь.

— Может, вы хотите денег? — вступил я. — У меня есть. Мракоборцам много платят.

Уильям с секунду смотрел на меня, а затем, ослабив хватку, согнулся пополам и засмеялся. Сквозь его и так безумный смех прорывался кашель, похожий то ли на собачий лай, то ли на воронье карканье. Недолго думая, я схватил Амелию за рукав и закрыл её спиной.

Её глаза пылали невиданным ранее огнём.

— Я его убью, — прошептала она, и шёпот этот так походил на змеиное шипение, что моя кожа покрылась мурашками страха. Ненависть переполняла её, лилась чёрной болотной водой за края души, смердя и удушая своими токсичными испарениями.

— Амелия, посмотри на меня, — встряхнул её что было сил. — Ты себе этого не простишь. Как я не простил себе то, что сделал с дядей Соломоном. Поверь мне.

Но её глаза кукольными безжизненными стекляшками блестели в тусклом лунном свете. Её пересохшие и потрескавшиеся губы что-то шептали, а с пальцев по земле тянулось множество синих нитей, подползая всё ближе к вконец обезумевшему Уильяму.

— Я сдохну только вместе с ним, — гоготнул он, кивая в сторону Уизли. — Авада Кед…

Что-то переломилось внутри меня. Что-то вспыхнуло и отогрело когда-то заледенелое сердце. Перед глазами возникли образы: разные, цветные, яркие, чёткие, и во всех них было кое-что общее: её улыбка.

Её улыбка, когда она виделась с Уизли. Когда этот рыжий рассказывал ей в сотый раз про одни и те же «гениальные» зелья. Когда жаловался на тётку или пересоленный эльфами тыквенный суп на Хэллоуин.

Её улыбка, когда он, перепутав на зимнем балу танцы, перебирал ногами невпопад, расстроив весь скрупулёзно выстроенный на многочисленных репетициях порядок.

Её улыбка, когда он, живой и невредимый, приехал сюда. Её улыбка, когда он кривился от алкоголя или отчитывал её за запах сигарет.

Только сейчас я понял, что она без него не сможет. А я не смогу без неё.

***

Рассудок мутился, а тупое человеческое тело исходило болью и измождённостью. Заслышав то самое заклинание, я вновь вернулась на два года назад в катакомбы. Сколько ещё раз я услышу его? Сколько раз стану свидетелем необузданной и неоправданной жестокости?

Последнее, что я увидела перед тем, как испустить, наверное, свой самый мощный поток древней магии, была спина Себастьяна, отдаляющаяся от меня и