Покинув Лондон еще на рассвете, Мейси отправилась в Челстоун. В маленьком доме конюха было холодно и неуютно — совсем не так, как было бы, окажись дома Фрэнки Доббс. Мейси принялась раздвигать шторы и открывать окна, впуская в дом лучи утреннего солнца и свежий ветерок. В комнатах царили чистота и порядок — там регулярно прибирались слуги из хозяйского особняка. Фрэнки Доббса очень любили в Челстоуне. В его доме тщательно убирали, ожидая его возвращения. Однако в нем все равно ощущалась нехватка жизни, которую Фрэнки привносил в свое простое жилище. Мейси обошла комнаты, изредка притрагиваясь к отцовским вещам, словно прикосновение к ожидавшим починки ременным постромкам в чулане или его инструментам и щеткам пробуждало присутствие отца. Она составила список домашних дел. Чтобы Фрэнки не приходилось подниматься по лестнице, в небольшую гостиную нужно было перетащить кровать. А комнату наверху надо приготовить для Билли. Ей необходимо было еще раз поговорить с Морисом о предстоящем телесном и душевном восстановлении своего помощника. Не менее важным окажется и содействие ее отца, поскольку Фрэнки мог научить Билли не меньшему, чем Морис, Гидеон Браун или доктор Эндрю Дин.

Закончив, Мейси отправилась к леди Роуэн — та уже прогуливалась неподалеку той же целеустремленной походкой, какой обычно бродила по лужайкам перед особняком.

Леди Роуэн помахала Мейси тросточкой и воскликнула:

— Доброе утро, Мейси! Мускат, брось сейчас же! А ну ко мне!

Мейси рассмеялась, увидев, как к хозяйке, поджав хвост и опустив голову, подошла преисполненная раскаяния собака.

— Этот пес съест все, что угодно, абсолютно! Как я рада тебя видеть, моя дорогая! — С этими словами леди Роуэн сжала в ладонях руку Мейси. Хотя пожилая дама и привязалась к девушке, однако ранг и окружающая обстановка обязывали ее соблюдать этикет. Свои подлинные чувства леди Роуэн проявила лишь однажды. Когда Мейси вернулась из Франции, та обняла ее, сказав: «Теперь мне стало так спокойно, так спокойно, что ты здесь». В тот момент Мейси молчала, просто не зная, что сказать.

— Я тоже рада вас видеть, леди Роуэн, — ответила она теперь, накрывая ладонь дамы своей ладонью.

— Итак, прежде чем перейдем к делу, — заметила леди, бросив взгляд на подопечную, когда они пошли рядом по лугу, — поскольку я знаю, что ты здесь по делу, Мейси, что нового слышно о твоем отце и молодом человеке, которого ты пришлешь ему на замену?

— Что ж, с отцом я увижусь чуть позже, перед отъездом в Лондон. Я уже говорила с доктором Симмсом. Он считает, что отца переведут в реабилитационный центр только через неделю. Мне думается, он проведет там недели три-четыре. А доктор Дин говорит, и того больше. Он уже консультировался с врачами в Пембери и узнал, что мой отец быстро идет на поправку, даже на столь ранней стадии. Все это время за лошадьми будет ухаживать мистер Бил. А когда папа вернется в Челстоун, мистер Бил станет работать под его присмотром.

— А это, как мы обе знаем, означает, что он каждый день станет ковылять в конюшню вопреки рекомендациям врачей.

— Вероятно, хотя я просила мистера Била за ним присматривать.

Леди Роуэн кивнула.

— Мне станет гораздо спокойнее, когда он вернется к своим обязанностям. И тогда я смогу вернуться в город.

— Да, несомненно, благодарю вас, л…

Пожилая дама вдруг подняла руку, перебив Мейси. Они наклонились друг к другу под низкими ветвями величественного бука.

— Чем я могу помочь тебе, Мейси Доббс? — спросила леди с улыбкой. В ее глазах блеснул игривый огонек.

— Я прошу вас рассказать, что вы знаете о различных женских организациях времен войны. Особенно меня интересуют те, что раздавали на улицах белые перья.

Леди Роуэн нервно заморгала, улыбка ее мгновенно растаяла.

— Ах, эти гарпии!

— Гарпии. — Мейси слышала это слово во второй раз за два дня. В воображении возник форзац книги, которую много лет назад давал ей Морис. К ее заданию прилагалась короткая записка: «Изучая древние мифы и легенды, мы узнаем многое о самих себе. Сказки, Мейси, — это не просто выдумка. Они содержат фундаментальные истины о человеческой природе». Черно-белый рисунок углем изображал птиц с женскими головами, улетавших во тьму с человеческими телами в клювах. Голос леди Роуэн мгновенно вернул Мейси в настоящее:

— Конечно, в то время ты либо с головой ушла в учебу в Гиртоне, либо занималась полезным делом на материке. И потому могла не знать о существовании Ордена Белого пера. — Дама замедлила шаг, словно пытаясь помочь прошлому нагнать настоящее. — Еще до всеобщего призыва это движение начал адмирал Чарльз Фицджеральд. Когда первый поток добровольцев иссяк, нехватка солдат на фронте сохранялась. И адмирал решил, что лучше всего заманивать мужчин на войну с помощью женщин. Помню, как повсюду начали появляться эти листовки. — Тут леди Роуэн низко и сурово произнесла: — «Ваш сын уже носит форму?»

— Ах да, помню, видела такое на вокзале, перед тем как записалась в медицинскую службу.

— Они собирались поручить женщинам ходить по улицам и раздавать белые перья — знак трусости — юношам без формы. А, — тут леди многозначительно подняла указательный палец, — те две женщины — написавшая «Алый первоцвет» — как же ее звали? Ах да, Орци — венгерская баронесса, которая яро поддерживала Фицджеральда, и Мэри Уорд, то есть миссис Хамфри Уорд.

— Вас они никогда не интересовали, верно?

Леди Роуэн поморщилась. Мейси настолько была поглощена рассказом дамы, что совсем позабыла о раскинувшихся вокруг и поросших лесом пустошах Кента. Они подошли к воротам и ступеням через ограду. Будь Мейси одна, она перелезла бы через забор с проворством бежавших перед ней трех собачек. Но тут потянула на себя щеколду поржавевшего железного замка и пропустила вперед леди Роуэн.

— Признаться, нет, не интересовали, — продолжила дама. — Миссис Уорд совершила немало добрых дел. Помогала получить образование тем, кто не имел возможности учиться, организовывала игровые площадки для детей, чьи матери работали на производстве, все в таком роде. Но она резко отзывалась о суфражистках, мы с ней были как огонь и лед. Миссис Уорд уже давно умерла, конечно, однако она поддерживала самый ужасный метод вербовки мужчин: женское презрение. Что же до самих женщин…

— Да-да, они меня крайне интересуют, особенно те, что раздавали перья.

— Ах да, — вздохнула дама. — Знаете, я иногда думаю о них. Что заставило их заниматься этим? Что заставляло девушек говорить: «О да, конечно, я согласна. Я пойду по улице с сумкой белых перьев и стану раздавать каждому юноше в гражданской одежде, даже если увижу каждого впервые в жизни!»

— А теперь, спустя столько времени, каково ваше мнение?

Леди Роуэн вздохнула и остановилась, опершись на трость.

— Мейси, этот вопрос скорее по твоей части. Это же ты изучаешь мотивы чужих поступков?