– Но ведь ты совладелец, Джо. Я полагала, что вести дела будешь ты.

– Глупости. У меня есть занятия поважней. Я задержусь, чтобы ввести тебя в курс дела, а потом вернусь в Нью-Йорк.

– Но я не смогу.

– Не сомневайся, сможешь. Я помню, как ты присматривала за домом, когда еще ходила в коротких платьицах. Заниматься бизнесом гораздо проще. И интересней. Ты была деловитой маленькой мисс. А теперь ты снова возглавишь дело. Тебе это подходит.

– Но, Джо, леди не занимаются бизнесом. Общество будет скандализовано.

– Не говори чепухи. После войны наидостойнейшие дамы занялись бизнесом. Госпожа Олстон и госпожа Пинкни открыли школы. Думаешь, они для удовольствия возились с такими, как ты? В наши дни леди чинят одежду, открывают пансионы, обучают игре на фортепиано и танцам… И все для того, чтобы не остаться без крова. Ты из семейства Трэддов, детка. Ты можешь сделать все что угодно, хоть убить кого-нибудь, и никто слова не скажет.

Джо недоумевал, почему Элизабет так вздрогнула при его словах.

– Хорошо, я подумаю, – сказала она. Джо улыбнулся – дело шло на лад.

– Ты всегда так говорила, когда была маленькой, – сказал он. – У тебя и вид сосредоточенный. Брови сдвигаются к переносице. И я опять чувствую себя молодым.

Спустя два дня Джо нашел лодку с гребцами, и они отправились в Карлингтон. Там они не нашли никого, кроме одного старого негра, который выбрался им навстречу из ветхой развалюхи. Он представился как Кудио и отвесил Элизабет ревматический поклон.

– Вы, должно быть, сестра мистера Пинкни, мэм. У вас такие же огненно-рыжие волосы. У меня едва не разорвалось сердце, когда я узнал, что он погиб. Не понимаю, зачем Господь забрал его, а дряхлого, согбенного негра вроде меня оставил жить.

Слезы текли по темным, морщинистым щекам старика. Элизабет обняла его за плечи:

– Не плачь, отец. У Господа на все свои причины. Наверное, он оставил тебя, чтобы ты помогал другим членам семейства. Мистер Пинкни рассказывал, как ты заботился о нем.

Джо с удивлением заметил, как старик помолодел у него на глазах. Он забыл, пока жил в Нью-Йорке, о взаимном чувстве ответственности и заботы, которое связывало чарлстонские семьи с их бывшими рабами. К престарелому негру было принято обращаться «отец», к престарелой негритянке – «матушка». Для младших они были как родители, и дети боялись и почитали их не меньше, чем родителей. В свою очередь, ожидалось, что «родители» должны печься о благополучии белых детей даже тогда, когда они становились взрослыми. Это было неписаным законом, который не затронуло Освобождение.

Чужакам это было непонятно; Джо даже и не пытался понять. Он только сознавал, что Элизабет находится там, где ее знают, и что папаша Кудио позаботится о ней. Джо последовал за обоими, с привычной зоркостью подмечая брошенные допотопные орудия и следы небрежности. Пинкни по натуре не был бизнесменом. Карьер за несколько лет добычи протянулся более чем на милю вдоль реки. Многие ямы были засыпаны землей, выбранной из других ям. Однако множество груд выкопанного грунта высилось возле углубления в восемь футов глубиной. Ямы успели зарасти, на дне их блестели лучи дождевой воды. Элизабет сказала что-то неодобрительное папаше Кудио, и старик закряхтел. Хозяйка должна навести здесь порядок, подумал Джо. Посмотрим, что она скажет о лужах в лавке компании.

На обратном пути Элизабет казалась рассеянной. Джо заметил, что щеки ее порозовели и что она забыла накинуть на плечи вдовье покрывало. Казалось, лекарство уже начало действовать.

– Старик сказал, что за неделю соберет всех рабочих, – напомнил ей Джо. – Если ты хочешь продать дело, пока нет смысла составлять платежную ведомость. Любой другой владелец начнет с преобразований.

– С каких преобразований?

Джо указал на поле, мимо которого они проплывали.

– Наподобие этих. Мы сейчас проплываем мимо настоящей фосфатной компании. Все, что имеешь ты, – это несколько дырок в земле.

Элизабет велела гребцам плыть медленней. Пока их несло течение, она успела рассмотреть дымовые трубы, из которых шел желтый дым, и услышать тяжелое клацанье машин и шум вагонеток.

– Какой отвратительный запах, – сказала она.

– Мне он не кажется отвратительным, золотко. Суперфосфаты – так это называют химики. А я называю это деньгами.

Джо дал знак лодочникам, и они прибавили ходу. Пока они подплывали к городу, он рассказал Элизабет о развитии фосфатной индустрии за двадцать лет, со времени открытия месторождения в Карлингтоне.

– Поначалу, – рассказывал он, – добытую породу промывали, а потом переправляли в Балтимор или Филадельфию для дальнейшей обработки. Химические компании на севере платили до четырнадцати долларов за тонну. Транспортировку оплачивали сами добытчики. Потом породу стали дробить, так как в вагонетку помещается больше дробленой руды, чем необработанных глыб. Наконец первый чарлстонский карьер, который имел солидные связи с Севером и работал по-северному, стал производить собственную серную кислоту. Она необходима для обработки породы. Дробленую породу погружают в кислоту, и она разлагается на разные продукты: соли кальция, солевую фосфорную кислоту и остаток, называемый суперфосфатом. Каждый из трех продуктов, взятый в отдельности, стоит дороже, чем сама порода. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Элизабет кивнула:

– Хорошо. Но местное производство началось только в конце семидесятого года. Несколько крупных компаний к семьдесят первому году преобразовались в фабрики. Они производили чуть ли не реки серной кислоты. Рискованное занятие, однако. Кислота сжигает руку, стоит попасть на кожу хоть капле. Вот почему Пинкни не хотел с этим связываться. Он считал, что кайла, лопаты и тачки не причинят рабочим вреда.

– Может быть, он был прав?

– Возможно. А возможно, и нет. Я с ним не соглашался. Не стоит оберегать взрослых, словно маленьких детей. Лучшие наши рабочие перешли в другие компании, потому что за обработку руды платят больше, чем за умение владеть лопатой. Такая возможность появляется потому, что фосфаты втрое прибыльней необработанной породы, даже если учесть стоимость соляной кислоты.

– А сколько она стоит?

Джо скрыл свою радость. Его ученица начинала мыслить, как бизнесмен.

– Это уже следующая ступень, – сказал он. – Кислоту производят химкомпании на севере, которые сами бы рады купить фосфатную руду. Они вовсе не стремились продавать ее, чтобы делать чарлстонцев конкурентами. Они только платили расходы по фрахту. Перевозка на судне может либо разорить, либо обогатить производителя. Железная дорога устанавливает тарифы, а тарифы на перевозку кислоты особенно высоки. Глаза Элизабет засверкали.

– Полагаю, у производителей-химиков нет родни среди владельцев железнодорожных акций.

Джо хлопнул себя по колену: