Экземпляр «Человека, который смеется» был послан Леони д’Онэ с осторожной дарственной надписью: «С уважением. В. Г.»

В 1869 году режим Второй империи трещал по всем швам: все предвещало его конец. Военный разгром в Мексике, дипломатическое поражение в Европе рассердили и унизили французов. Император, усталый, больной, сдавал свои позиции и говорил о «черных тучах, омрачающих горизонт». Он еще надеялся преобразовать то, что не в силах был поддерживать. Молодой журналист Анри Рошфор, по рождению маркиз де Рошфор-Люсэ, отрекся от своей касты, чтобы поднять свой авторитет, и основал «Ла Лантерн», сатирический еженедельник, дерзкий, остроумный, в первом номере которого была напечатана знаменитая фраза: «Во Франции тридцать шесть миллионов подданных и столько же поводов к недовольству». Каждый четверг распродавалось сто тысяч экземпляров этого еженедельника. Ободренные таким примером, бывшие редакторы «Эвенман» (оба сына Виктора Гюго, Поль Мерис, Огюст Вакери) решили, что настал момент основать газету для нападения на Вторую империю, и завербовали в состав своих сотрудников двух блестящих полемистов: самого Анри Рошфора и Эдуара Локруа, сына известного актера. Стали искать название. Виктор Гюго предложил: «Призыв к народу». Название «Ле Раппель» («Призыв») понравилось больше и было принято. Газета вышла в свет 8 мая 1869 года, тираж сразу же достиг пятидесяти тысяч экземпляров.

Развлекательная и фрондирующая газета имела успех. Виктор Гюго с Гернси ободрял бойцов.

Гюго – Франсуа-Виктору 14 мая 1869 года: «Дорогой Виктор, поздравляю тебя и Шарля и готов кричать от радости. Твоя первая статья прекрасна по силе и возвышенности идей, по остроумию… Впрочем, не думайте, и ты и Шарль, что я собираюсь расхваливать, как добренький папочка, все ваши статьи. Но я заранее аплодирую тому, что будет у вас достойно аплодисментов…» Естественно, и газета, и ее сотрудники подверглись преследованиям. Штрафы, обыски, привлечение к суду. Записная книжка Виктора Гюго, 10 декабря 1869 года: «Сегодня будут судить Шарля. Он имел честь заставить негодяя взвыть от злобы. Это хорошо…» Сам Гюго заканчивал «Человека, который смеется» и снова взялся за драматургию, создавая «Торквемаду». Как обычно, летом 1869 года Гюго поехал в Брюссель. Шарлю и Франсуа-Виктору, 23 июля 1869 года: «Я рад, мои дорогие, что вы в Брюсселе. Я приеду 31 июля или 5 августа; сейчас я заканчиваю одну вещь. Попытаюсь немного попутешествовать. Во время моего пребывания в Брюсселе вы будете кормить меня завтраком (кофе и обычная моя котлета), а я позабочусь об обеде – то есть каждый день приглашаю вас всех четверых (в том числе и Жоржа, у которого уже прорезалось шесть зубов) обедать в „Отель де ла Пост“. Это упростит наш обиход. Не забудьте: нужно, чтобы одна из служанок спала в комнате рядом с моей (в той части дома, что в глубине): ночью у меня все еще бывают приступы удушья…» Он позаботился обо всем.

Записная книжка Виктора Гюго, 8 августа 1869 года: «На площади Баррикад… новая горничная – Тереза, которая помещается в комнате, смежной с моей. Она некрасивая. Фламандка, белокурая и не знает, сколько ей лет. Думает, что тридцать три. Я спросил ее: „Вы замужем?“ Она ответила с видом настоящей парижанки: „Помилуйте, сударь!“»

В сентябре он согласился поехать в Лозанну для участия в Конгрессе мира. На пути поезд встречали толпы народа с криками: «Да здравствует Виктор Гюго! Да здравствует Республика!» Он произнес речь, обращенную к «согражданам Соединенных Штатов Европы». Эту речь он хотел посвятить идее мира, но по своей сути она была воинственной: «Чего мы хотим? Мира… Но какого мира мы хотим? Хотим ли мы достигнуть его любой ценой?.. Нет! Мы не хотим мира под ярмом деспотизма… Первое условие мира – это освобождение. Для освобождения, несомненно, потребуется революция, которая будет окончательной, и, быть может – увы! – война, которая будет последней»[201]. Это была первая из «последних» войн.

За месяц до того император, возомнивший себя теперь либералом, снова предложил амнистию. Гюго ответил: «В „Кромвеле“ есть такие строки:

На обратном пути он захотел побывать в Швейцарии вместе с Жюльеттой. Он был счастлив снова, как тридцать лет назад, увидеть водопад на Рейне, в Шафхаузе. Записная книжка Виктора Гюго, 27 сентября 1869 года: «Великолепный водяной дворец. Когда Бог устраивает фонтаны, они у него не иссякают и не начинают сразу же пыхтеть, как у Людовика XIV. Их струи бьют миллионы веков… Я сорвал на краю бездны маленький зеленый листок и отдал Ж. Ж.[202], потом, поднимаясь по лестнице, вырубленной в скале, нашел еще два цветка…» 1 октября: «Когда я приехал [в Брюссель], Алиса уже родила. Хорошенькая девочка, восьмимесячная…» 10 октября: «Сегодня утром, когда маленькая Жанна сосала грудь, она взяла в свою ручонку мой палец и сжала его».

В ноябре он возвратился на Гернси. «Мыслитель в своей мастерской». 6 апреля 1870 года умер горбатый изгнанник, Энне де Кеслер, которого он любил. Круг одиночества все сужался. Но в июне к нему приехали его внуки: Жюльетта стала поэтом-лауреатом «нашего милого Жоржа» и сочинила куплеты на мотив «Карманьолы»:

Не очень поэтично, зато от всего сердца. Дедушка велел огородить бассейн, террасу и поставить на детском балконе миску, полную хлебного мякиша, на которой он написал:

Он по-прежнему работал, следуя неумолимому распорядку дня, но чувствовалось, что это уже последние дни перед отъездом, когда спешно заканчивается текущая работа и скоро придется расстаться со своим прежним миром. Каждый смутно сознавал, что близятся какие-то события. «Свобода венчала здание в тот момент, когда фундамент его рушился». В мае 1870 года состоялся плебисцит. Семь миллионов пятьсот тысяч голосов, поданных за реформы, казалось, утверждали либеральную Империю, но «тысячи снежных хлопьев, – как сказал Гюго, – рождают только мрачную лавину…».

В Европе Бисмарк искал предлога для войны. Записная книжка Виктора Гюго, 17 июля 1870 года: «Три дня назад, 14 июля, в тот момент, как я сажал в своем саду в „Отвиль-Хауз“ дуб Соединенных Штатов Европы, в Европе вспыхнула война, а принцип непогрешимости папы воссиял в Риме. Через сто лет не будет больше войн, не будет папы, а дуб будет огромным». Из этих трех предсказаний сбылось только одно. Дуб стал огромным.