Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лив наконец-то отвлекся от созерцания облаков. Мельком взглянул на Доминику:
– Вообще-то можно… Если вы будете только гулять. Если не попробуете, например, сорвать веточку с цветами, чтобы приколоть к прическе…
– Да? – смущенно спросила Доминика, которой как раз пришла в голову мысль, что хорошо бы отломить цветущую веточку. – Я понимаю, хозяин… он, наверное, будет против…
– Наш-Наш тут ни при чем… Сад будет против. Это очень своеобразный сад, Доминика. Лучше, если вы будете гулять со мной или с Наш-Нашем.
Доминика посмотрела на сад.
Мирно покачивались соцветия. Гудели пчелы. Негромко напевал, работая, садовник; маленькие яблони стояли, опустив ветки к земле, большие, напротив, поднимали их к солнцу.
Небо черными точками пересекли две вороны. Описали круг; закаркали, переговариваясь. Одна опустилась вниз, выбирая, на какую бы приземлиться ветку; Доминика глянула на Лива, собираясь о чем-то его спросить, – и краем глаза уловила быстрое движение. Обернулась; ветви распрямились. Между обильных яблоневых цветов черным снегом кружились, падая на землю, вороньи перья. Доминике показалось, что кое-где соцветья стали красными… Но это могло быть обманом зрения, потому что уже через несколько секунд все лепестки вернули свой первоначальный бело-розовый цвет.
Сверху, с голубого неба, ошалело каркала вторая ворона.
– Нет, – пробормотала Доминика.
– Да, – Лив кивнул. – Самая большая беда – это бродяги. Раз в месяц кто-то забредает, не верит знакам-предупреждениям и забирается через забор… Или ведет подкоп.
– И… что? – в ужасе спросила Доминика.
– Съедают, – коротко объяснил Лив. – Они плотоядные.
– Я не буду там гулять.
– Напрасно… Если сад увидит, что вы с Наш-Нашем, – вас не тронут, даже не попытаются.
– Я все равно не буду там гулять…
– Как хотите.
Песенка садовника слышалась теперь совсем близко. Наш-Наш орудовал лопатой; красная рубаха прилипла к его спине темным пятном пота.
– Он тоже маг?
– Нет. Он просто работник. Работяга.
– Почему же сад…
– Он хозяин.
– Он его купил?
– Он его выходил. Старый хозяин умер много лет назад, сад никому не позволил его похоронить – так и оставил себе… Одичал, зарос, оскудел. Надо было быть Наш-Нашем, чтобы, во-первых, прийти сюда без страха, во-вторых, взять лопату, удобрения, садовый нож, черенки…
Доминика с новым интересом взглянула на садовника. Тот продолжал работать; ветви над его головой не шевелились.
– Сад, который ест птиц? А насекомые?
– Насекомых здесь нет… Кроме пчел, разумеется.
– Кроме пчел. – Доминика усмехнулась, будто что-то вспомнив. – Скажите, Лив… Почему…
Она запнулась.
– Ладно уж. – Лив вздохнул. – Спрашивайте.
– Почему он… этот– называл вас Мизераклем?
Колдун беспечно усмехнулся:
– У меня много имен, Доминика. То из них, которое мне нравится, я вам назвал.
* * *
Садовник вышел попрощаться. Махнул широкой ладонью, указывая направление:
– Вдоль речки. Там увидишь.
Он был немногословен, Доминика давно заметила.
Дорога вдоль полноводного по весне ручейка, гордо именуемого речкой, оказалась поросшей кустами и кое-где размытой; неизвестно, когда ею пользовались в последний раз. Доминика брела рядом с Ливом, время от времени опираясь на его руку. Лив не возражал.
– Может быть… вы все-таки расскажете о себе? Хоть несколько слов?
– Я очень скучный человек, Доминика.
Хутор с хищным садом остались позади и плавно опустились за горизонт. Солнце склонялось все ниже, собираясь последовать вслед за хутором. В степи вокруг не было признаков жилья.
– Мы будем ночевать на голой земле? – осторожно спросила Доминика.
– По моим расчетам, сегодня мы ночуем у Рерта, – отозвался Лив.
– Где?!
– У Рерта… Терпение, Доминика.
И пошел вперед.
Иногда он останавливался, чтобы разглядеть случившееся по дороге одинокое дерево. Пока все встреченные ими деревья были из породы плакучих – стояли у берега, опустив ветки в бегущую воду, оплакивая неведомую беду.
Примерно за час до заката Лив наконец-то нашел, что хотел. Это было высокое, ветвистое, некогда мощное дерево; речушка, понемногу выгрызая свое глинистое ложе, разрушала его мир, и теперь дерево стояло будто на границе – часть его корней висела над потоком, пытаясь дотянуться до воды. Половина кроны была сухая и голая, другая половина пыталась делать вид, что ничего не происходит, и шелестела листьями, сверху серебристо-зелеными, с изнанки темными, как болотная вода.
Доминика, в чьей памяти все еще свежа была история хищного сада, на всякий случай не стала приближаться к дереву; пользуясь каждой секундой покоя, села на жесткую траву, а потом и легла, вытянув ноги. Подумать только – два дня назад к ее услугам были все перины гостиницы… Пусть не самой уютной, но удобной и чистой… С теплой водой в бочках… С горничными…
Тяжелый ключ соскользнул с груди на плечо. За ним щекотно потянулась цепочка.
Она ждала с тяжелым сердцем, что колдун окликнет ее и надо будет вставать. Но Лив, по-видимому, всерьез заинтересовался деревом – все бродил вокруг, пробовал ветки, постукивал носком сапога по могучим обнаженным корням. Ну что же, какая ни есть, а все передышка…
Доминика легла на спину и заглянула в небо. В самом центре его стояло единственное большое облако; игра цветов на его волнистых боках завораживала, холодные тона сочетались с теплыми и оттенялись ослепительно белым. Доминика на секунду увидела город с башнями и рынками, флюгерами, колокольнями, садами…
Прекрасное наваждение пропало, когда ноздрей ее коснулся отвратительный, пробирающий до костей запах. Доминика задержала дыхание, потом схватила воздух ртом – и села.
Лив стоял на коленях. В правой его руке был кинжал, в левой – стилет; бормоча и напевая, он то проводил лезвием по земле, то легонько поддевал острием приподнявшийся над поверхностью древесный корень. Корни подергивались и потрескивали. Доминика зажала нос.
– Идите сюда, – позвал Лив, не отрываясь от своего дела. – Умеете лазать по веткам?
– Что вы делаете?
– Открываю вам путь к наследству… Можете встать мне на спину. Я подсажу.
– Я доверяю вам во всем, и если вы меня обманете…
Доминика замолчала. Лив почесал затылок рукояткой стилета:
– То что?
Доминика, стиснув зубы, взялась обеими руками за ветки. Чуть не закричала – ветки были теплые, почти горячие.