судьбой советских военнопленных. Судьба военнопленных другой национальной и государственной принадлежности складывалась по-разному: если даже она во многих случаях и была тяжкой, а порой и жестокой, то все же никакого сравнения с судьбой советских военнопленных она не выдерживает. Хотя в отношении несоветских военнопленных нормы международного права также неоднократно нарушались гитлеровцами, но в результате таких нарушений не происходило необратимых последствий: не имело место массовое истребление при помощи внезапных или «естественных» средств. Лишь к концу войны наметилась тенденция обращаться с западными военнопленными так же, как с советскими военнопленными. Перелом в ходе войны в пользу антигитлеровской коалиции и последовавшая за этим победа спасли несоветских военнопленных от страшной участи советских военнопленных.

Советский солдат стоит на первом месте как с точки зрения своего боевого вклада в успех войны против гитлеровских захватчиков, так и с точки зрения масштабов и жестокости совершенных в отношении него гитлеровцами преступлений. Нам думается, что между двумя этими моментами существует определенная причинная связь. Германский фашизм истреблял советских военнопленных хладнокровно, планомерно и систематически. И не только потому, что советский человек был «идеологическим противником» нацизма, как это вдалбливал своим генералам Гитлер, но прежде всего потому, что он был таким противником, которого Гитлер больше всего боялся как солдата, могущего перечеркнуть— и действительно перечеркнувшего! — все зловещие планы третьего рейха в его стремлении к мировому господству.

О масштабах гитлеровских преступлений против советских военнопленных говорят сотни тысяч жертв. Полные данные, которые позволили бы нам точно определить число истребленных советских военнопленных, отсутствуют. Однако мы еще раз со всей категоричностью подчеркиваем, что те сотни тысяч советских военнопленных, которые значатся в официальных гитлеровских данных как «умершие», мы не считаем умершими. Все это были люди, истребленные при помощи таких «естественных» средств, как голод, холод, антисанитарные условия и эпидемии! Эти данные заставляют нас задуматься и исследовать, а что же скрывается за этими сотнями тысяч неизвестных нам по имени человеческих существ? Кем они были, что они чувствовали, когда уже не могли сражаться и побеждать, но зато с достоинством умирали в страшных застенках врага, именуемых «лагерями для военнопленных» вермахта, либо от пуль эйнзатцкоманд в результате «особого обращения» или же в лагерях смерти от рук эсэсовских палачей? Каков был облик и судьба тех, кому удалось вырваться из лап смерти?

Современное состояние исследований в этой области позволяет нам дать только частичный ответ.

Прежде всего — какие возрастные категории представляли эти мученики?

Из сохранившейся именной картотеки советских военнопленных, истребленных в Освенциме (она содержит 7641 фамилию), вырисовывается следующая картина [1100]:

Какова же была продолжительность «жизни» советских военнопленных, брошенных в лагеря уничтожения, если их направляли не на ликвидацию путем немедленного расстрела или удушения в газовой камере, а на «работу»? Единственные имеющиеся сведения относятся опять-таки к Освенциму:

[1101]

В приведенном подсчете, основанном на данных официальной лагерной картотеки, имеются значительные пробелы в виде отсутствия даты смерти значительного числа военнопленных. Однако такая же официальная «книга регистрации умерших» советских военнопленных в Освенциме значительно более точна: в нее занесено 8320 случаев смерти, имевших место в период с октября 1941 по январь 1942 года включительно. Число случаев смерти по отдельным месяцам выглядит следующим образом:

[1102]

Кривая смертности резко идет вверх со второй половины октября 1941 года [1103], достигая максимума в первой половине ноября 1941 года, после чего постепенно снижается к февралю 1942 года [1104].

Установить, что приведенные выше данные, относящиеся к одному лагерю смерти, идентичны и для других лагерей, — дело чрезвычайно трудное. Надо учитывать, что документы — лагерные книги, картотеки узников и т. п. — почти полностью уничтожены отступавшими гитлеровцами.

Из приведенных данных, имеющих лишь ориентировочную ценность, гипотетически — для всех лагерей смерти — вытекает, что наибольшее число советских военнопленных, замученных фашистами, имело возраст 20–36 лет [1105], что большинство их гибло в течение двух месяцев пребывания в лагере (чаще всего между 16-м и 30-м днем), а повышение смертности приходится на октябрь 1941 — январь 1942 года (с максимумом в ноябре). Процесс массового вымирания, судя по Освенциму, в основном заканчивается в феврале 1942 года, когда из многотысячных транспортов с пленными не осталось уже почти никого [1106].

Но о чем же все-таки думали, о чем мечтали, к чему стремились те, кому уже ничего иного не оставалось в жизни, кроме как только умереть?

Сохранились документы. Особые документы. Мысли, увековеченные не на бумаге: ее не было. Были голые стены крепости, стены казематов, фортов, бараков. Надписи вырезывались на этих стенах либо писались смолой и другими стойкими красящими веществами. Такие надписи не могли быть длинными. И они действительно были лаконичными, короткими: в нескольких словах в них выражались самые горячие стремления, последние чаяния тех, которые имели слишком мало надежды, чтобы уцелеть и живыми передать живым то, что больше всего волновало их. Увы, не все эти надписи сохранились до наших дней! Слишком красноречивым и сильным было содержавшееся в них обвинение, слишком очевидны были в них доказательства преступления. Но и те, что сохранились, говорят о безграничной любви к родине, о тоске по близким, о ненависти к потерявшим человеческий облик немецко-фашистским палачам, о глубокой вере в победу своих, которые придут сюда, как освободители и мстители…

25 июля 1944 года победоносная Советская Армия освободила крепость Демблин. И перед потрясенными взорами фронтовиков, уже видевших мрачные и кровавые картины войны, предстала бездна фашистской подлости. Это был «лагерь для военнопленных, фронтшталаг 307», в котором было зверски истреблено 80—100 тысяч их товарищей по оружию. Советские военные власти немедленно начали тщательное расследование этого людоедского преступления. В результате детального осмотра «великого демблинского кладбища», каким стала для советских военнопленных старая крепость Демблин (прежнее название: Иван-город), перед комиссией, созданной Советским командованием, в которой участвовали представители польской общественности, раскрылся еще одни аспект этой колоссальной человеческой трагедии:

«Осмотр одиночных камер и темных карцеров свидетельствует о том, что немцы могли погубить любого военнопленного, могли сделать его на всю жизнь уродом и калекой, могли заставить его есть траву и гниль, но они не могли погасить в русских людях любовь к родине и веру в победу Красной Армии.

Военнопленный Оплятов В. И. 12 марта 1944 года, выражая свою тоску по родине, писал:

Русь! О Русь ты моя, дорогая!

Не вернуться мне больше к тебе…

Кто