Кай решил, что действительно неплохо было бы глянуть, что там поделывает Омеркан. Только навряд ли через телескоп можно подслушивать, а обнаружить принца тискающим какого-нибудь молокососа ему совсем не улыбалось. Сен между тем продолжала:

— Мне тоже больше нравится выглядывать друзей. Только вот раньше, сколько я ни смотрела, никого не видела. До сегодняшнего дня.

Карие глаза многозначительно остановились на «эльфе». Аджакти смутился и перевел взгляд на темнеющее небо над городом:

— Мне надо идти, госпожа. Я должен успеть в казармы до вечерней поверки, или меня объявят беглым.

Сен долго молчала, и Кай вынужден был снова повернуться к ней — от взбалмошной чародейки можно ожидать любого подвоха. Быстро упавшие зимние сумерки бросили на грубоватые черты девочки серые тени, у широкого рта залегли горькие складки. Внезапно Сен показалась гораздо старше своих лет.

— Глорфиндел, за отвагу я посвящаю тебя в рыцари… — Девочка запнулась, подыскивая подходящий титул: — Телескопа и Черепа. Преклони колено.

Аджакти открыл было рот, но выражение, мелькнувшее в глазах «принцессы», заставило его повиноваться. Он слишком хорошо знал этот взгляд — взгляд отверженного, боящегося, что его снова отвергнут. Сен сняла телескоп с подставки и легко коснулась трубкой плеча гладиатора:

— Служи мне верой и правдой, сэр Глорфиндел.

Кай увидел, как сверкающие нити заклятий выстрелили из пальцев девочки, скользнули по телескопу, мазнули его плечо. Наверное, чародейка пыталась связать его «игрушечной» клятвой. Он не собирался посвящать ее в то, что магия против него была столь же действенной, как пыточный инструмент ее «палача».

Четверть часа спустя они оказались у калитки в садовой стене, выходившей на другую улицу. Любимец Сен пропал по пути — наверное, решил, что хозяйке больше ничего не угрожает.

— Приходи еще, — бросила «принцесса», изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал безразлично. — Калитка всегда заперта, но я увижу тебя в телескоп и отопру.

— Я не знаю, — замялся Кай. — Что, если это станет известно? Твои родители…

Сен усмехнулась:

— Мой рыцарь боится?! Зря. Всем все равно. — Она чуть помолчала и наконец выдавила, кривя губы: — Так ты придешь?

В этот момент Кай понял все: замученных кукол, игры на костях, подзорную трубу, показывающую только врагов. Сен была одинока так же, как и он. Родители наверняка знали о ее даре — или, по церруканским понятиям, уродстве. Они использовали положение и власть, чтобы спрятать свой позор, свой темный секрет за высокими стенами. Подальше от любопытных глаз и ушей, чтобы, не дай Ягуар, никто не догадался. Девочке не с кем было играть, и она придумала себе фрейлин, эльфов и тюремщиков. Возможно, по стечению обстоятельств, Кай оказался первым за долгое время человеком, который уделил ей внимание. Пусть даже по принуждению. Или не только?

Кусты бесшумно раздвинулись, и перед Аджакти появился Ферруш, волочивший в зубах покрытый пятнами фруктового сока плащ. Финики! Сен приняла ношу и сунула импровизированный мешок в руки гладиатору:

— Возьми. Я ими все равно уже объелась.

Кай обещал заходить. Возвращаясь в казарму, он размышлял о том, стоит ли ставить в известность Мастера Ара. Безусловно, господину будет интересно узнать об обнаруженной волшебнице. Но что, если девочка заинтересует мага настолько, что он решит сам явиться в Церрукан, чтобы склонить ее на сторону тьмы? И, если это не удастся, прикажет уничтожить ее? Что, если, призвав Мастера, Кай откроется перед ним, и господин узнает, чему в действительности обучает его Фламма?

В ту ночь он уснул, по привычке сжимая в кулаке Тигле. Но какую бы дверь в башне с маятником ни открывал, везде в лицо били языки пламени, с ревом поглощавшие арену, Танцующую школу, Фламму, Лилию, Тача, Аркона. Наконец в очередной комнате он обнаружил корчащуюся в огне Аниру. Кай бросился внутрь, чувствуя вонь собственной паленой плоти, подхватил обугливающееся на глазах тело, но оно осыпалось пеплом между его пальцев; последними были тлеющие, как угли, глаза. Он пробудился от собственного крика и ворчания Токе:

— А говоришь, тебе не снятся сны.

На следующий день Кай еще не принял решения. Ритмично взваливая деревянный брус на ноющие плечи и опуская его на вытянутых руках, гладиатор надеялся, что тренировками вымотает себя настолько, что будет не в состоянии видеть сны. Ни с Тигле, ни без нее.

— В день второй декабря 134 года п.п.в.в.[28]свершилось у стен обители чудо небывалое и великое — дитя женского полу по имени Альма от роду четырех лет исцелилось силою Света от смертельной раны.

Феофан замолчал, давая время писцу занести сказанное на пергамент. Перо прилежно скрипело в тишине кельи, увековечивая недавние события для будущих поколений. Настоятель по опыту знал: лучше всего заполнять летопись не промедляя, по следам случившегося, пока оно еще свежо в памяти. Но со дня Ясеневого чуда уже миновало почти трое суток, а преподобному только сегодня выдался случай залучить к себе брата Свирида. С момента исчезновения злополучного послушника обитель кишела мирянами, маги СОВБЕЗа расхаживали по монастырю, как у себя дома, расспрашивали всех и вся, даже посмели учинить допрос самому Феофану. Ничего святого для них не было! Наконец ищейки убрались восвояси, оставив троих на случай, если Анафаэль вернется в обитель. Чего, искренне надеялся преподобный, никогда не случится.

— …смертельной раны, — повторил монах последние записанные слова и воззрился на настоятеля с пером наготове.

— Случилось сие под ясенем, что стоит на холме у восточной стены, — размеренным голосом продолжил Феофан, выглядывая в окно на запорошенный снегом сад. Галки тесно обсели рябину, отяжеленную алыми гроздьями. Инок шел за водой, оскальзываясь на обледенелой дорожке и взмахивая руками, похожий на взъерошенную черную птицу.

— …восточной стены, — монотонно пропел брат Свирид.

Настоятель вздохнул. Он не был уверен в том, как следовало изложить дальнейшие события. Послужил ли беглый послушник проводником божественной силы, и дитя исцелилось молитвами — его и остальных братьев, как надеялся Феофан? Или же правы рыжая Летиция и ее прихлебатели, и мальчишка — всего лишь безумный маг, скрывающийся от правосудия убийца? «Что бы ни говорили ищейки закона, простому волшебнику не под силу не только исцелить умирающего, но и уничтожить все следы ран! Даже Мастер не сможет отменить зиму хотя бы всего на час!» — возразил сам себе преподобный.

Вкрадчивое покашливание прервало его размышления. Брат летописец скромно напоминал о своем присутствии, очевидно решив, что старик задремал у окна. Настоятель засунул зябнущие руки поглубже в рукава рясы и повернулся к Свириду, возобновляя диктовку:

— Лекарское искусство не в силах было спасти агнца, истерзанного волками.