Юриспруденция нигде в мире не является чем-то абсолютно свободным от так называемой «политической целесообразности». Совсем высокое должностное лицо ВСЕГДА И ВЕЗДЕ превращается в преступника только тогда, когда элитная группа, связанная с этим элитным лицом, понимает: «Издержки сохранения данного лица намного выше издержек его сдачи». Сначала политическая борьба, потом ее юридическое оформление. В противном случае такое элитное лицо могут скорее убить, чем выдать на «юридическую потеху» обычной публике.

Итак, в сопряжении с элитными играми юриспруденция существенно преображается. Тут — в лучшем случае — юристы участвуют в борьбе, а не просто оформляют ее результаты. Я имею в виду возможные, хотя и маловероятные, ситуации, при которых юрист (полицейский, следователь) на свой страх и риск что-то такое раскрывает. Это «что-то» оказывается связанным с одной из борющихся политических (шире — элитных) сил. Другая сила берет это «что-то» на вооружение и так или иначе засвечивает. А дальше… Та сила, с которой связан засвеченный, начинает взвешивать издержки сохранения и издержки сдачи. И оказывается, что в условиях засветки издержки сохранения выше издержек сдачи. Итог — тюрьма.

В этой схеме есть слабые места. В частности, схема предполагает влиятельность прессы. Мол, засветка через прессу меняет баланс издержек и приобретений. Это предполагает, что общественное мнение: (а) управляемо прессой и (б) кого-то реально интересует. Что, в свою очередь, предполагает (в) реально конкурентные выборы. И (г) чувствительность избирателя к правовой тематике.

Видите, сколько неявных предположений. А ведь я не все перечислил. Юриста, участвующего в такой борьбе, должны не убить, не посадить, не перевести своевременно на другое место работы, не запугать (если не его возможными неприятностями, то неприятностями с близкими)… Вычтем из подобных предположений романтическую (маловероятную, но теоретически допускаемую) версию супермена (который убивает убийц, прячет близких или их не имеет, запугивает начальников, которые начинают ему противодействовать). Что остается? Вы ведь не хотите верить всерьез в эту теоретически допускаемую версию? Тогда как выглядит реальный механизм?

Есть две силы и борьба между ними. Тут что важно? Что имеет место примерное равновесие сил. И что у борьбы есть правила. Согласно этим правилам, некий результат R (например, компрометирующий материал) может быть оформлен по правилам Р (например, через прессу или через вписывание в дворцовую интригу) и после этого оформления (в любом случае после него, вот что важно) результат R становится гирей на чаше весов данной борьбы (рис. 59).

Рис. 59

Что здесь важно? Что результат ничего не значит без оформления. Для открытой политической борьбы его надо оформить одним способом. А для дворцовой интриги — другим. Для дворцовой интриги, например, совершенно неважно, воруют ли такие-то. Важно, что они себя неправильно ведут. То ли просто неправильно воруют (знаменитое гоголевское «не по чину берешь»), то ли неправильно состыковывают воровство с политическими претензиями (не туда направляют ворованные деньги, не там воруют и так далее), то ли… То ли просто совершают совсем другие ошибки. А эти ошибки, совершенные представителями Силы-1 (и никакого отношения к воровству не имеющие), Сила-2 правильно доводит до «демиургов политического баланса» (рис. 60).

«Демиурги» отнюдь не всегда могут объяснить мотивы своего решения обществу. Иначе говоря, эти мотивы зачастую находятся в нетранспарентной зоне. «Демиурги», далее, могут вообще не давать объяснений обществу. А могут иметь перед ним обязательства. Даже не имея обязательств перед обществом, «демиурги» могут иметь другие обязательства. Какие?

Во-первых, элитно-игровые. Нужен сюжет, который может других напугать.

Во-вторых, внешние.

В-третьих, «размыто-респектабельные» (что-то все же сказать почему-то надо).

Рис. 60

В-четвертых, комплексные, соединяющие в тех или иных пропорциях все вышеописанные.

Согласно этой логике (а она мне представляется адекватной всем сюжетам так называемого «мира закрытых систем», иначе — «мира ЗС»), информация дерзкого следователя может либо входить в мотив № 1 (в случае соответствующей подачи), либо использоваться в рамках мотива № 2 и вообще не иметь отношения к мотиву № 1.

Если мотив № 2 и имеет отношение к мотиву № 1, то это отношение совершенно необязательно должно быть линейным. Оно может быть линейным, но это, скорее, экзотика: «демиург» нечто увидел и возмутился. Чаще «демиург» возмущается тогда, когда к этому есть дополнительные основания. Собственно властные.

Это мое описание не носит морализирующего характера. В данной сфере, как я уже говорил, морализация совсем неуместна. Это описание носит аналитический характер. На чем я категорически настаиваю.

Если вы с этим не согласны, можете не следить за дальнейшими выкладками. А удовлетвориться телевизионной аналитикой. Слушать благородных следователей и возмущенных нарушениями закона журналистов. Окунаться по второму разу в стихию гдляновских сокрушительных морализации. По второму разу оказываться постфактум в откровенно фарсовой роли.

Если вы можете этим удовлетвориться, то вы счастливые люди. А я не могу, и не я один. Меня тошнит от этого благородного антикоррупционного крика. Меня тошнит от наглости крикунов, которые железобетонно уверены: никто не вспомнит, что они же говорили ранее.

Если действительно никто не вспомнит… Если действительно все будут в очередной раз наступать на те же грабли… То все, что я могу сделать, — это увести какое-то меньшинство из этого наглого «лохотрона». Осуществить моральный, интеллектуальный, экзистенциальный исход.

И если бы не эта необходимость — не стал бы я разбираться в сомнительных хитросплетениях, адресующих к абсолютно нетранспарентным зонам. Но эта необходимость сегодня острее, чем когда бы то ни было. А потому давайте разбираться. Но только «без дураков».

А что значит «без дураков»?

Попытаюсь представить думающему меньшинству возможные принципы подобного разбирательства.

Принцип № 1. Подробный анализ (и разбраковка) имеющихся фактур. В таких случаях всегда говорят больше, чем нужно. В сообщаемом есть чистая ложь, есть правда и есть тенденция. Если все это разбраковать, то возникнет стартовый минимум необходимого материала.

Принцип № 2. Историзм. Нет такого анализа без истории. Если прошлое забыто, то пути к анализу нет. В сиюминутном, изъятом из исторического контекста, вы не найдете правды. Говоря об историческом контексте, я имею в виду просто апелляцию к другим сюжетам, надежно связанным с рассматриваемым и имеющим более раннюю временную привязку.

Принцип № 3. Системность. Вы не должны замыкаться на отдельных сюжетах. Вы можете что-то понять только рассмотрев некий их комплекс. При этом вам, опять же, нужна надежная связь между вашим сюжетом — и сюжетами сопряженными. Вы не можете отдаваться потоку свободных ассоциаций. Вы (вновь, как и при применении исторической ретроспективы) должны очень надежно обосновывать, почему вы этот сюжет связываете с другим.