Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она повернула к нему решительное лицо.
— Ты не заболеешь. Ты будешь жить, заботиться о малыше Джоне и о Фрэнсис, о деревьях и о саде. Даже если я умру, останется наш сын, носящий твое имя, останутся деревья и сады.
— Джейн…
Это был низкий рев раненого зверя, но она ни на минуту не смягчилась.
— Держи детей от меня подальше, — хрипло велела она. — Если ты меня хоть немного любишь. Держи детей подальше.
Джейн повернулась, собрала в охапку всю одежду, привезенную из города, спустилась в новую оранжерею, легла на походную кровать, разложенную на полу, и посмотрела на маленькое оконце в деревянной стене, через которое лился теплый лунный свет. Ее терзала одна мысль: умрет ли она.
На четвертый день Джейн обнаружила под мышками опухоли. Она уже не помнила, где находится. В середине дня наступило просветление сознания, и, когда муж явился поговорить с ней через дверь, стоя за стеной из горящих свечей, она распорядилась врезать в дверь замок, чтобы в беспамятстве от лихорадки она не смогла выйти на поиски малыша Джона.
На пятый день пришло письмо от ее матери, в котором сообщалось, что один из подмастерьев заболел чумой. Мать просила Джейн сжечь все, что та носила во время поездки и что привезла из города. Они отослали курьера обратно с известием, что предупреждение опоздало и на их входной двери уже красуется белый крест, а стражник у двери следит, чтобы никто не выходил из дома, разнося чуму по Ламбету. Все продукты, овощи и даже новые редкости оставляли для Традескантов на небольшом мостике, что вел от дороги к дому, а они клали деньги в миску с уксусом, где монеты отмывались дочиста. Приходские стражники по закону были обязаны обеспечить полную изоляцию жертв чумы в своих домах, пока те либо умирали, либо доказывали, что чисты. И никто не мог избежать этого указа, даже Традесканты со своим бизнесом и королевскими связями.
Утром на шестой день болезни Джейн не постучала в дверь, чтобы ее отперли. Когда Джей открыл дверь и заглянул внутрь, его жена лежала на постели, волосы разбросаны по подушке, лицо исхудавшее и мертвенно-бледное. Она увидела мужа и попыталась улыбнуться, но губы были все потрескавшиеся и воспаленные от жара.
— Молись за меня, — прошептала она. — И не смей заразиться чумой, Джон. Держи малыша Джона в безопасности. Он все еще здоров?
— Здоров, — подтвердил Джей.
Но он умолчал, что маленький сынишка постоянно плачет и зовет маму.
— А Фрэнсис?
— Никаких признаков.
— А ты и твой отец?
— Вроде никто больше не заразился. Но в Ламбете есть чума. Наш дом не единственный с белым крестом на дверях. Этот год, видимо, будет тяжелым.
— Неужели это я принесла заразу? — с болью в голосе произнесла Джейн. — Я принесла чуму в Ламбет? Она переправилась со мной через реку?
— Чума была здесь еще до того, как ты вернулась, — заверил ее супруг. — Не вини себя. Кто-то болел, но пытался скрыть это. Чума здесь уже несколько недель, однако никто не знал об этом.
— Боже, помоги им, — прошептала Джейн. — Боже, помоги мне. Захорони меня глубоко, Джон. И молись о моей душе.
Следуя порыву, он переступил через свечи. Джейн мгновенно отшатнулась от него в кровати.
— Ты хочешь, чтобы я умерла в отчаянии? — упрекнула она мужа.
Он остановился и шагнул назад, будто перед ним — сама королева.
— Я хочу обнять тебя, — жалобно промолвил он. — Я хочу обнять тебя, Джейн. Хочу прижать тебя к сердцу.
На мгновение ее изможденное заострившееся лицо, освещенное дюжиной золотистых огоньков, стало вдруг мягким и юным, каким было тогда, когда она продавала ему ленты дюйм за дюймом, а он снова и снова изобретал предлоги для визитов.
— Пусть лучше я останусь в твоем сердце, — отозвалась Джейн. — И забота о моих детях.
Она снова упала на подушки, а Джей вернулся за стену из пламени свечей, сел на корточки и обхватил колени руками.
— Я буду сидеть здесь, — решительно заявил он.
— Хорошо, — согласилась Джейн. — У тебя есть помандер?
— И помандер есть, и вокруг море рассыпанных трав.
— Тогда оставайся, — разрешила она. — Не хочу умереть в одиночестве. Но если я начну бредить, встану и пойду к тебе, обещай, что захлопнешь передо мной дверь и запрешь ее.
Он посмотрел на жену через марево от свечного жара; его лицо было почти таким же измученным, как и у нее.
— Я не смогу это сделать. Я просто не смогу.
— Обещай мне, — потребовала она. — Это моя самая последняя просьба.
Джей закрыл глаза, собираясь с силами.
— Обещаю, — наконец произнес он. — Я не дотронусь до тебя и не подойду ближе. Но я буду здесь, рядом с тобой, Джейн. Тут, за дверью.
— Это как раз то, чего я хочу, — ответила она.
В полночь Джейн начала бредить и метаться на подушке, проклиная еретиков, католиков, дьявола и королеву.
В три часа утра она затихла, ее бил озноб. А Джей не мог приблизиться и укутать ее плечи шалью. В четыре она успокоилась, в пять вдруг сказала просто, как ребенок: «Спокойной ночи, мой дорогой» — и уснула.
Когда в шесть часов утра наступил рассвет и солнце согрело яблоневые цветки, она не проснулась.
Спор о том, как похоронить Джейн, был печальным и недолгим. Приходские власти, ответственные за невыполнимую задачу предотвратить распространение чумы, прислали сообщение, что в полночь чумная телега заберет тело Джейн. Членам семьи предстояло доставить труп на телегу, а потом запереться в доме еще на неделю, пока не будет совершенно ясно, что они не разносчики заразы.
— Я этого не сделаю, — воспротивился Джей. — Я не отдам ее в чумную яму в грубом мешке. Могут приказывать, что угодно. Они же не войдут за ней в дом. Они боятся за свои шкуры.
Традескант замешкался, не зная, какие аргументы привести.
— Не отдам, — упорствовал Джей. — Она будет погребена достойно.
Джон обсудил возникшую проблему с главой приходского управления, который стоял на безопасном расстоянии по другую сторону маленького моста, перекинутого через придорожную канаву. Чиновник не поддавался на уговоры. Но у Джона имелись весомые доводы, и небольшой, но увесистый мешочек был перекинут с одной стороны на другую. На следующий день к мосту доставили освинцованный гроб. Было решено, что похороны состоятся через неделю, когда семье Традескантов и слугам уже можно будет выходить. В качестве причины смерти укажут не чуму, а лихорадку, что звучит более нейтрально. И Джейн по настоянию мужа будет погребена на семейном участке.