Хорошо ещё, что я так быстро покинул благодарного купца: объяснять, с какой такой радости первый встреченный им на постоялом дворе оборванец знаком с обычаями не самого открытого в Четырёх Шемах общества, мне не с руки. И вовсе не потому, что я не могу это сделать. Могу. Но тогда придётся углубляться в иные материи, не подлежащие разглашению среди неподготовленных слушателей. А между тем всё очень просто. Внешний Круг Стражи — это цепь, в которой много звеньев. И одно из них носит гордое имя «Длань Йисиры»...

Впрочем, оставим в покое смуглых дочерей Юга, в ряды которых мне пришлось затесаться. Подумаем об эльфах. И об одном и о другом. Старшенький опасен. Весьма. Мне удалось заставить его задуматься, и только благодаря этому и я и старый купец живы и здоровы. Вот только... Если он знает про «Белую Фалангу», то это означает, что и сам lohassy входит в аналогичную компанию. Уж не буду гадать, как она имеет честь называться, но при определённом напряжении памяти и умелом использовании подручных материалов вполне могу выяснить. Если нечем будет заняться. И если возникнет настоятельная потребность. А пока мне достаточно знать, что листоухий принадлежит к Орлиному Гнезду эльфийского розлива. Может быть, предупредить купца, чтобы оставил свои попытки отомстить? Нет, не буду: моё появление вызовет поток ненужных вопросов. К тому же я заронил в нём сомнение, и сего достаточно. Отговаривать не буду, потому что знаю, чем заканчиваются мои отговоры. Тем, что я должен буду собственноустно расхлёбывать чужие проблемы. Увольте!

Перейдём ко второму номеру. Малыш с романтическими наклонностями. Очень мило и очень тягостно. Для меня, конечно. Остаётся надеяться, что строгая йисини в лице вашего покорного слуги наставила листоухого на путь истинный. Подумает, погрустит, напишет пару песен — и будет свободен от юношеской увлечённости тем, что недоступно. Да, пожалуй, так оно и случится. В конце концов, он подарил мне не «чувство», а «разум», что не может не радовать. Если, конечно, у этого мальчика нет предрасположенности к тому, чтобы сердце загорелось от искры, коснувшейся ума. Как у одного донельзя странного парня, который начинает влюбляться исключительно с головы...

Похоже, я продешевил. Можно было снять с купца несколько полновесных монет или камушков. Ладно, как-нибудь в другой жизни. Когда я стану рассудительным и мудрым. Когда научусь ценить не только всех вокруг, а прежде всего — себя. Может быть...

* * *

Я спал сладко-сладко, сам себе удивляюсь: даже не заметил наступления утра и отправления в путь. Мне снились чудесные сны о... Нет, не помню о чём. Было светло, немного печально, но невыразимо прекрасно. Наверное, мои сновидения, впитав впечатления от беседы с эльфами, пытались изобразить нечто похожее. И надо признать, им это удалось! Я открыл глаза только в разгар дня.

Впрочем, день был очень похож на вечер, потому что небо, вчера ещё удивительно ясное, спряталось за пеленой низких сиреневых туч, намекавших на близость дождя. Почему Матушка решила покинуть постоялый двор в такое неподходящее время? Разве что с утра погода оставляла надежду на сухой и тёплый день. У меня не было других объяснений тому, что фургон стоял посреди леса. Точнее, на лесной поляне, несколько удалённой от торгового тракта, с которого не доносилось ни звука: видно, другие путешественники оказались куда прозорливее и не стали покидать стен гостиницы. Что ж, если Матушка считает нужным...

— Вылезай!

О, какой грозный голос! Она встала не с той ноги? Печально. И, разумеется, виноват в этом ваш покорный слуга...

Я спрыгнул на землю, старательно делая вид, что ничего не понимаю. В принципе, растерянность была почти не наигранной: откуда мне знать, что на уме у предводительницы нашего маленького каравана?

Матушка встретила меня взглядом исподлобья и скрещёнными на груди руками. Нано, справедливо решив не участвовать в приближающейся потасовке, занимался лошадьми, Хок маячил где-то на заднем плане, а принцесса безучастно наблюдала за происходящим, устроившись на поваленном дереве.

Я вопросительно посмотрел на Матушку. Только посмотрел, потому что говорить мне не предлагали. Женщина, встретив мой невинный взгляд, недовольно раздула ноздри. Я в чём-то виноват? Ну так скажи, не надейся, что я умею читать мысли!

— И долго ты собирался нас дурачить? — наконец соизволила процедить сквозь зубы Матушка.

— Дурачить? — После сна я всегда слишком туго соображаю.

— Опять нацепил?

— Что?

— Ты издеваешься надо мной?!

— Ни в коем разе... — О, понял: она имеет в виду браслеты. Хок же обещал рассказать ей о моих вечерних забавах... Проблема. Ещё одна в очереди на решение. Нет, ну какое благодушное у меня настроение — даже дерзить не хочется! Боюсь только, что моя вежливость будет воспринята как оскорбление...

— Я жду ответа! — Серые глаза превратились в клинки.

Я вздохнул, расстегнул браслеты и кинул их в фургон.

— Так вам больше нравится?

— Лжец!

— Позвольте возразить, почтенная госпожа: лично вам я не лгал. Собственно, меня никто и не спрашивал, могу ли я их снять.

Доводы разума никогда ещё не помогали в борьбе со взрывом эмоций, эту истину я давно и хорошо знаю. Матушка не стала исключением: мои слова не были приняты к сведению.

— Я была о тебе лучшего мнения!

— На каком основании? — с искренним любопытством спросил я.

— Ты вёл себя как благородный человек, но после того, как...

— После чего? Чем я заслужил ваше негодование?

— И он ещё спрашивает?!

— Именно спрашиваю, потому что не могу найти объяснений самостоятельно. Возможно, потому что объяснений просто нет? — Я старался говорить очень мягко, почти ласково. Уж если она не вникает в смысл слов, может быть, её успокоит голос? Слабая надежда, конечно: мои таланты не простираются в сторону убеждения...

— Я могла бы простить тебе этот фарс, но... То, как ты поступил с девочкой... Это чудовищно!

Приехали. Так вот какие чувства ты старательно прятала в себе с того момента, как фургон выехал за крепостные стены? Я догадывался. Но, как всегда бывает, подтверждение догадки не принесло облегчения, — только углубило свежую рану.

— Что вам за дело до моих поступков, почтенная госпожа? Вы мне не хозяйка, не родственница и не подруга, так почему вы берётесь судить, не обладая правом на суд?

— Да как ты... — Она опешила, услышав мою отповедь, произнесённую всё тем же ласково мурлыкающим тоном.

— Думаю, Мастер Рогар оставил на мой счёт вполне определённые указания, почтенная госпожа. Я прав?

— Да, — нехотя выдавила она.

— Помимо того, что он обязал вас защищать меня, он наверняка просил не вмешиваться в то, что я говорю или делаю, верно?

Она молчала, гневно раздувая ноздри. Впрочем, я не нуждался в ответе. Насколько мне удалось изучить манеру поведения небезызвестного Мастера, так оно и было. Возможно, в более ярких красках.