«Треугольники» или «четырехугольники» имели место не только на уровне шахт и дистанций, но и на участках, в сменах и бригадах. «Треугольник» участка собирается ежедневно и обсуждает недостатки в работе, сообщал парторг 6-й смены шахты № 20. «Все решалось под диктовку “треугольника” и комсомола — четвертого угла», — характеризовал комсомолец Титов взаимодействие инженеров смены с партийным, комсомольским и профсоюзным организаторами. Порой в бригадах парторги выполняли функции бригадиров.

Сильные партсекретари занимались и увольнением неспособных или неугодных начальников шахт и их заместителей. Многие смешивали свои задачи с обязанностями начальника шахты. Когда секретарь парткома Батраков пришел на шахту № 16, он созвал бюро парткома, пригласил технический персонал и устроил совещание по поводу распределения работ. На следующий день он вновь собрал бюро для вынесения партийного решения об организационной структуре шахты. И напротив, были руководители шахт и дистанций, сами состоявшие в партии и входившие в партячейки, которые вмешивались в партийную работу, поскольку считали партийного секретаря неспособным выполнить свои функции. Гармоничное сотрудничество, которое описывал начальник шахт № 7-8 и 13-14, являлось скорее исключением из общего правила:

«Погребинский — лучший парторг из тех, с кем приходилось встречаться. Он отнюдь не подрывает единоначалия, но вместе с тем знаком со всеми деталями работы. Его роль заключается в установлении недостатков. […] Есть партийные организаторы, которые стоят в стороне, он же постоянно призывает к себе людей и спрашивает, что происходит. Он — контроль проведения. Мы действуем одновременно. В мои распоряжения он не вмешивается, но спрашивает, как выполняются мои директивы, он пользуется высоким авторитетом в коллективе, от инженеров до самых рядовых рабочих».

Некоторые партийные секретари подчинялись начальнику шахты или воздерживались от критики в его адрес, поскольку были заинтересованы в хороших отношениях с ним. До середины 1933 г., т. е. до прихода на Метрострой профессиональных функционеров, встречались секретари партийных ячеек, которые в производственном отношении являлись подчиненными начальников шахт и тем самым были зависимы от них.

Для партийных секретарей и устраивались ускоренные технические курсы с той целью, чтобы они могли держать совет на производственных совещаниях и не полностью зависели в техническом плане от начальников шахт. «Это позволило мне быть не просто чистым политиком и администратором, но понять техническую суть метро, что такое деревянная крепежная конструкция, что такое бетон и железобетон, как работают машины», — замечал по этому поводу один из партийных секретарей.

В определенной форме вмешательство партийного секретаря в производство могло способствовать реализации строительного замысла. В конце 1932 г. партийный секретарь Гусев получил сообщение от одного десятника, что на шахте № 29 бетонные работы ведутся с упущениями. Проверка показала, что бетон действительно крошился. Защищаясь от обвинений, техники и начальник шахты дали Гусеву понять, что он ничего не понимает в этом деле:

«Мы поставили этот вопрос на заседании парткома. Я пригласил каменщиков, десятника Блохина и члена парткома. Поставили доклад начальника. Начальник существа не сказал, оправдывая всевозможные вопросы. Он сказал, что тут ничего особенного нет, вы не в свое дело нос суете, вы должны мобилизовать массы, а технические дела я понимаю больше, чем партком, который ставит этот вопрос. Мы не сказали, что нам сказал десятник. Если бы мы сказали, то десятнику было бы плохо. Мы поставили очень резко вопрос и предложили техническим руководителям разобрать все стены дочиста, пока они не будут крепки со стороны и сверху. За брак стены начальнику шахты объявили выговор по партийной линии». Хотя Гусев и оказался прав, его инициатива была расценена как нарушение единоначалия, а самого парторга отчитали в Московском комитете партии.

Между начальником шахты Ермолаевым и партийным секретарем Ольховичем произошло повторное столкновение, когда Ермолаев расценил распоряжения партийного секретаря как подрывающие его авторитет. Когда Ольхович на производственном совещании в грубой форме накинулся на инженеров, они заявили, что в такой обстановке не могут больше работать на шахте. Начальник шахты Ермолаев присоединился к ним, угрожая к тому же своей отставкой, если Ольховича не уберут с шахты. Руководитель шахты получил поддержку со стороны комсомольского секретаря и председателя профкома, который одновременно являлся заместителем Ермолаева. Ольховича перевели на другую шахту. Начальники шахт обращались в партийный и комсомольский комитет, прося о поддержке, когда речь заходила о преодолении узких мест в снабжении. С помощью личных контактов или посылки «буксирной бригады» коммунисты и комсомольцы могли добиться большего, нежели начальники шахт. Иногда партийным функционерам приходилось исполнять роль, которой они собственно противились. Когда главный механик 6-й дистанции заметил, что инструкторша парткома может раздобыть дефицитные инструменты, он стал обращаться к ней в случае, если чего-то недоставало, так что инструкторше пришлось проводить время в беготне с одного завода на другой в поисках токарных станков и инструмента. На партийно-массовую работу, ее подлинную сферу деятельности, времени не оставалось. Бывали случаи, когда партийные секретари и парторги сами брались раздобыть спецодежду и инструменты или облегчить условия жизни рабочих, устраивая душевые, улучшая работу буфетов или «пробивая» постройку жилых бараков.

Принцип единоначалия подрывали не только «треугольники», но и инженеры, которые в этих целях обращались в партийные инстанции. Когда главный инженер Арбатского радиуса Ломов обращался к Ротерту с предложением и наталкивался на сопротивление, он напрямую запрашивал Кагановича, Хрущева или Булганина, находя у них поддержку. Когда партийный секретарь Розенберг явился на шахту № 22-22 бис, его поразила царившая там «демократия»: регулярно распоряжения начальника шахты выполнялись не сразу, а после активного обсуждения подчиненными. Розенберг поддержал руководителя шахты, исключив из партии по обвинению в нарушении принципа единоначалия начальника участка, его заместителя и парторга. Начальника шахты № 12 весной 1934 г. уволили за то, что он оказался не в состоянии провести принцип единоначалия в коллективе шахты и не нашел иного средства исправить ситуацию, как постоянно грозить на заседаниях «треугольника» своей отставкой. Приказы администрации не всегда строго выполнялись и на уровне бригады, где возникали споры между рабочими и техническим персоналом.

На 5-й дистанции в декабре 1933 г. за нарушение единоначалия был смещен партийный секретарь. Дело заключалось в том, что Абакумов уволил начальника дистанции, который оспаривал распоряжение руководства Метростроя. После этого начальник обратился в бюро партячейки, которое его поддержало, постановив обратиться в партком Метростроя с просьбой об отмене увольнения. Несмотря на то что партком указал ячейке, что подобные действия означают вмешательство в компетенцию руководства предприятия и подрывают единоначалие, бюро вынесло повторно то же решение. После этого партком аннулировал это решение, сместив секретаря ячейки и вынеся ему строгий выговор.