— Ну ладно, по рукам. Пусть сестра Флю будет первой, хотя я считаю, что жир и мускулы — не одно и то же. — И потерла ладонями о живот. — Ну а как насчет веса? — И оглядела всех победно. — Есть тут кто тяжелее меня?

И сразу двое-трое из присутствующих выступили вперед и заявили, что они тяжелей. Стали их приподнимать, чтобы проверить. Одну уронили.

— Так не пойдет, — сказал тогда кто-то из них. — Вы крутитесь, и нам не понять. Надо по-другому. Лучше давайте встаньте на стул и прыгайте. А мы послушаем, под кем пол сильней затрещит.

— А еще лучше, — сказала чернявая, осклабившись, — если вы прыгнете на Бетти! Посмотрим, под кем она затрещит!

— Да, посмотрим, под кем заверещит!

И все посмотрели на кровать Бетти. Бетти, когда назвали ее имя, открыла глаза — и сразу же закрыла их, от страха.

Сестра Спиллер фыркнула:

— Да она все сделает ради Белинды! Ее нельзя, это будет нечестно. Лучше старушку мисс Уилсон.

— Она-то заверещит — не остановишь!

— Или миссис Прайс.

— Она заплачет. А плач не считается...

— Тогда Мод!

Кто из них это сказал, не знаю, но, хотя до того все дружно смеялись, после этих слов смех внезапно оборвался. Наверное, они переглянулись.

Потом заговорила сестра Спиллер.

— Подвиньте мне стул, — услышала я ее голос, — я залезу...

— Подожди, подожди! — закричала другая сестра. — О чем ты только думаешь! Прыгать на нее нельзя — раздавишь. — И, помолчав, добавила: — Лучше ляг на нее.

Тут уж я откинула с лица простыню и уставилась на них широко открытыми глазами. Может, как раз этого и не следовало делать. Может, они просто придуривались. Но я откинула простыню, и они увидели, что я на них смотрю, — и тут же все опять расхохотались и со смехом кинулись к моей кровати. Сорвали с меня простыню, выдернули из-под головы подушку. Двое навалились мне на ноги, еще двое схватили за руки. Все произошло очень быстро. Как будто огромный, разгоряченный и потный зверь о пятидесяти головах, дышащих жаром, накинулся на меня и ухватил сотней рук. Когда я пыталась вывернуться, меня больно щипали.

— Не троньте меня!

— Заткнитесь! Ничего с вами не случится. Мы только хотим посмотреть, кто тяжелее: сестра Бекон, сестра Спиллер или сестра Флю. Мы только посмотрим, кто из них заставит вас громче пищать. Приготовились?

— Пустите меня! Пустите! Я все скажу доктору Кристи!

Кто-то ударил меня по лицу. Кто-то дернул за ногу.

— А мешать не надо. Ну, кто первый на нее?

— Я, — раздался голос сестры Флю, и другие расступились, пропуская ее вперед. Она огладила платье. — Держите крепко? — спросила.

— Держим, держим, не беспокойся.

— Ну ладно. Крепче держите.

И они растянули меня, как будто я — мокрая простыня, которую им предстоит выкручивать. Мысли свои в тот момент не берусь описать. Я была уверена, что они меня разорвут — оторвут руки и ноги. Я закричала, меня ударили по лицу и стали дергать во все стороны, и я наконец замолкла. Тогда сестра Флю подошла к кровати и, подобрав юбку и раздвинув ноги, стала на коленях надо мной. Кровать заскрипела. Она, потирая руки, уставила в меня косящий глаз.

— А вот и я! — сказала, собираясь обрушиться на меня.

Но не обрушилась, хоть я заранее отвернула лицо и старалась не дышать.

Сестра Бекон ее остановила.

— Только не с размаху, — сказала она. — С размаху нечестно. Надо опускаться медленно — а то не годится.

И сестра Флю подалась назад, потом вперед и медленно опустилась, выпрямляя руки и ноги, пока наконец не улеглась на меня всем телом. Мне не хватало воздуха, хотелось вздохнуть. Думаю, если бы подо мной была не кровать, а твердый пол, она бы меня раздавила. Из глаз, из носа, изо рта у меня потекло.

— Пожалуйста! — взмолилась я.

— Она просит пощады! — сказала чернявая. — Пять очков сестре Флю!

Тогда они ослабили хватку. Сестра Флю чмокнула меня в щеку и поднялась, встала посреди комнаты, потрясая над головой руками, как боксер на ринге. Я со свистом втянула в себя воздух, закашлялась, брызгая слюной. Потом они меня снова растянули — настал черед сестры Спиллер. Это было хуже, чем с сестрой Флю — хотя та была тяжелей; когда она легла на меня, острые колени и локти больно впечатались в тело, на ней был жесткий корсет, его края пропилили меня как пилой. От ее волос, обильно смазанных маслом, несло кислятиной, она шумно дышала мне в ухо.

— Ну что, сучка, — сказала она мне, — давай запевай!

Но я не закричала: гордость не позволяла. Я, стиснув зубы, молчала, хотя она давила и так и сяк, и наконец остальные сестры закричали:

— Стыдно, стыдно! Ни одного очка сестре Спиллер!

Она в последний раз двинула меня острым коленом, выругалась и встала. Я оторвала голову от матраса. Из-за слез, лившихся потоком, я почти ничего не видела, но все же за кучкой сестер разглядела фигуры Бетти, мисс Уилсон и миссис Прайс: они лежали и притворялись, что спят, а сами подглядывали за нами и дрожали от страха. Боялись, что настанет их черед. Я их не виню. Я уронила голову на матрас и снова крепко сжала челюсти. Следующей шла сестра Бекон. Щеки ее все еще пылали, а раздутые кисти, по контрасту с белыми локтями, были такими ярко-красными, словно она надела перчатки.

Она нависла надо мной, как сестра Флю, и стала разминать пальцы.

— Ну, Мод, — сказала она. Потянула за край ночной сорочки, расправила поаккуратнее. Похлопала меня по ноге. — Ну, мисс Бумби... Кто у меня умничка?

И обрушилась на меня. Она буквально рухнула — другие сестры опускались медленно и постепенно, — меня в одну секунду словно каменной плитой придавило. Я закричала, и сестры захлопали в ладоши:

— Десять очков!

Сестра Бекон рассмеялась, довольная. Грузное тело ее заколыхалось, и по мне словно катком прокатили, у меня глаза чуть не вылезли из орбит — закричала еще громче. И тогда она еще раз дернулась, на этот раз нарочно. Сестры заулюлюкали. А потом она сделала вот что. Приподнялась на локтях, так что голова ее оказалась прямо над моим лицом, а грудь, ноги и живот по-прежнему давили на меня, и задвигала бедрами. Задвигала определенным образом. Заметив мой изумленный взгляд, подмигнула.

— Нравится, да? — спросила, не переставая двигаться.— Нет? А нам говорили, нравится.

Раздались взрывы хохота. Они хохотали, и во взглядах, которые они бросали на меня, я уловила неприязнь, которую и раньше замечала, но не понимала отчего. Теперь наконец поняла, и сразу же мелькнула догадка: не иначе как Мод нажаловалась доктору Кристи, когда мы еще жили у миссис Крем. Мысль о том, что она рассказала ему про это — в присутствии Джентльмена, — чтобы вернее выдать меня за ненормальную, поразила меня словно удар в сердце. Сколько уже я перенесла подобных ударов, с тех пор как покинула «Терновник», но этот, по крайней мере тогда, был для меня хуже всех. Я чувствовала себя так, словно меня набили порохом и вот поднесли спичку. Я стала вырываться и визжать.