Старику, который, судя по одежде, был чиновником, явно не терпелось завязать беседу Омер посмотрел на него и ободряюще улыбнулся.

— Вы всю ночь проспали, — сказал старик. — Молодцом!

Омер посмотрел на часы.

— Почти одиннадцать часов напролет!

— Всю ночь, — покачав головой, повторил старик, словно желая дать понять, что не очень-то доверяет механизмам. — А я так и не смог уснуть. Всю ночь сидел, смотрел на вас и думал, думал…

И старик принялся говорить: рассказал, зачем ездил в Анкару, сообщил, что живет в Эрзинджане и работает в кадастровом управлении, поведал, что железная дорога, конечно, принесла много хорошего, но немало и плохого, пожаловался, что ходил в Анкаре к врачу («Вот здесь, сынок, у меня болит!»), но тот ничем ему не помог, только лекарство выписал. Узнав, что Омер работал на строительстве железной дороги, похвалил его за то, что такой молодой, а многое уже успел сделать, увидев же на его пальце кольцо, сказал, что сам тоже когда-то был помолвлен.

Когда старик завел разговор о кольце, Омеру вспомнилась Назлы, но он не расстроился, а только пробормотал про себя: «Вчера я был там, а сегодня — здесь!» — и благодушно улыбнулся собеседнику который продолжал без умолку говорить, словно для того лишь, чтобы не дать молодому симпатичному господину погрузиться в тревожные мысли. Омер слушал, как старик излагает свои вовсе не похожие на суждения чиновника мысли относительно железной дороги, современных нравов и путей развития страны, и со всем соглашался: в такое чудесное утро спорить совершенно не хотелось. Несколько раз беззаботно, от всей души зевнул. На пути часто встречались мосты через реку и туннели; при въезде в туннель старик всякий раз замолкал, а когда поезд выезжал на открытое пространство, возобновлял рассказ с того места, на котором остановился. Иногда Омер терял интерес к беседе и начинал думать: «Да, до чего же красива здесь природа… Заснеженные вершины, скалы… Хорошо, что поехал. Хорошо, что мне есть чем здесь заняться!»

В Кемахе поезд окружила ребятня и прочие любопытствующие. Омер глядел на лепящиеся по склону белые дома и думал: «Как здесь спокойно!» Закричал ребенок, паровоз свистнул и тронулся с места, старик продолжил свой рассказ. Через двадцать минут после остановки в Кемахе Омер поднял свой чемодан, попрощался со стариком и прошел к дверям вагона. Покачиваясь в тамбуре, повторял про себя: «Вчера был в Анкаре, а сегодня — здесь!» Поезд все не останавливался, и Омер начал злиться. «Был в Анкаре, был в Стамбуле, в Англии… Живу, вижу белый свет! Богат, честолюбив… Завоеватель! Стамбул меня ждет! Ну, наконец-то останавливается!»

Сойдя с поезда, Омер увидел, что больше никто не сходит и не садится, и почувствовал, что поезд остановился специально ради него. Он еще шел к станционному зданию, а поезд уже скрылся за поворотом, и стало понятно, как же здесь тихо, в этой укрытой снегом долине, затерявшейся среди высоких гор. В комнате станционных служащих было пусто, в помещении, носящем гордое имя «зал ожидания», — тоже никого. Омер вышел на улицу и решил немного прогуляться. Навстречу попалась курица, потом еще несколько, затем показался курятник, белье на веревках между деревьями и корзина с бельем, еще не развешанным. «Как это хорошо, как по-настоящему! Как славно, что я живу и все это вижу!» Он уже собирался поворачивать назад, когда задняя дверь, ведущая в помещения, где жили станционные служащие, открылась, и во двор вышла женщина. Увидев Омера, она растерялась и инстинктивно потянулась рукой к голове, чтобы укрыть лицо платком, вот только платка на ней не было. «Да, это самое настоящее!» — подумал Омер и улыбнулся. Казалось, кто-то словно специально устраивает все так, чтобы он, Омер, получал от жизни никому не ведомое удовольствие, чтобы только не было ему тоскливо и не нарушился бы его душевный покой. Омеру же оставалось только жить, наслаждаясь тем, что ему предлагают.

Снова повернув к железной дороге, Омер увидел возвращающегося от стрелки станционного служащего, представился ему и сообщил, что в здешних бараках у него остались машины и инструменты. Эту ночь он надеялся провести у Хаджи, который теперь сторожил бараки, поэтому спросил о нем.

При упоминании Хаджи станционный служащий улыбнулся.

— Да, он сюда заходит. Если хочешь, отправим за ним мальчика. Присаживайся!

Омер сел и посмотрел на портреты Ататюрка и Исмет-паши на стене. Станционный служащий вышел и вскоре вернулся.

— Я послал мальчика, — сказал он, глядя на беспечно зевающего Омера. — Пока он ходит, может, сыграем в нарды? Чтобы время провести…

— Конечно, почему бы нет?

Станционный служащий достал нарды. Начали играть.

Рефик сидел за письменным столом в кабинете.

Дверь открылась, показалось озабоченное лицо Османа.

— А, вот ты где! — сказал он и вошел в кабинет. — Опять здесь сидишь?

Рефик в ответ улыбнулся.

— А потом снова возьмешь и куда-нибудь уедешь! — пошутил Осман.

— Да, вот увидишь, уеду!

Осману не понравилось, что брат поддержал его шутку:

— Однако учти, что на этот раз никто не отнесется к твоему поведению снисходительно! Даже твоя жена.

— В самом деле?

— Ну-ка, что ты читаешь? — С видом отца, проверяющего домашнее задание сына, Осман подошел к столу и взглянул на отложенную Рефиком книгу. — Гольдерлин, Гиперион… Кто это?

— Немец, поэт.

— Который из них? О чем пишет?

— Сложно сказать. Честно говоря, я сам не очень понял. О древних греках, об их цивилизации и…

— Ясно. — Осман зевнул и потянулся. — Я вот что хотел спросить: что ты будешь делать на выходных?

— Сегодня я дома. Завтра, наверное, тоже.

— Я через час поеду в клуб, а Нермин сказала, что пойдет в гости к какой-то своей подруге…

«Я еще не говорил ему о Нермин! — подумал Рефик. — Неужели именно я должен это сделать?»

— Нас не будет, так что вы с Перихан приглядывайте за мамой.

— Хорошо.

— Этот грипп у нее уже десять дней и все никак не проходит. Я беспокоюсь. Как бы не оказалось, что это не простой грипп, а как бишь его… Испанский? Азиатский?

— Нет, это не то.

— Не то, думаешь? — Осман снова зевнул. — Я еще хотел спросить… — Словно желая получше обдумать вопрос, он замолчал и посмотрел на книги и бумаги, лежащие на столе. — Заплатить мне за тебя членские взносы в клуб?

— Поверишь ли, я совсем об этом забыл! — заволновался Рефик. — Не было времени подумать!

Осман непонимающе посмотрел на брата и с таким видом, будто тревожится за его душевное здоровье, проговорил:

— Ты смотри, не перетруждай себя… Я немного посижу внизу, потом поеду в клуб.