Места при этом выбирались спонтанные, подчас довольно неожиданные. В частности, в Таганроге гуляли по лестнице, ведущей от берега моря в центр города. Павел Свиньин писал о ней: «Лестница идет прямо в Греческую улицу, и на верху ее сделана площадка вроде открытой террасы с лавками… невольным образом отдыхаешь здесь лишние полчаса, ибо вид на рейде, особливо к вечеру, когда возвращаются лодки каботажные и замелькают огоньки в каютах, ни с чем не сравним».

Да что там лестница — в Сергиевом Посаде для прогулок вообще избрали железнодорожную насыпь: «Эта насыпь была, можно сказать, единственным местом прогулки для посадской публики, которая могла здесь при желании сделать хотя бы несколько верст на хорошем воздухе, среди лугов, полей, перелесков».

Чаше всего, однако, местом для прогулок была главная улица города. Житель Костромы С. Чумаков писал о своем городе: «Ежедневные прогулки костромичи делали зимой по Русиной улице по тротуару, идя с правой стороны от церкви Воскресения на Площадке до Богословского переулка; начинались они примерно часов в пять и продолжались до семи».

Но городские парки были все же привлекательнее.

* * *

Если для большинства обывателей досуг сводился к гуляньям и посиделкам в трактире, то образованной части населения этого было мало. Она охотно вступала во всевозможные кружки и общества, непременно преследующие какую-либо благородную цель — окультурить общество, улучшить его жизнь или по крайней мере внедрить какое-либо полезное изобретение.

«Самарская газета» сообщала в 1902 году о городе Симбирске: «При отсутствии общественной жизни, в настоящем значении слова, здесь необыкновенно много всевозможных обществ: не считая многих благотворительных обществ, здесь имеются общества: пожарное, велосипедистов, музыкальное, изящных искусств, и т. д. и т. д. Правда (в Симбирске все сопровождается оговоркой), существование этих обществ часто очень оригинально. Например, музыкальное общество в былые годы дважды пыталось проявить свою деятельность, но последняя вскоре замирала. Принадлежащее этому несуществующему обществу имущество хранится у разных лиц и в разных учреждениях. Зачем оно хранится — никто не знает. Еще оригинальнее общество, посвященное уже не одной музыке, а всем изящным искусствам: оно не имело и не имеет ни одного члена.

Хотя общества, посвященные искусствам, у нас не привились, но искусства все же процветают, как и должно быть при тех успехах, которые сделаны у нас торговлей и промышленностью. Так, минувшей зимой у нас была художественная выставка, где экспонировались работы учеников местных художественных классов».

В какой-то мере это относилось и к другим российским городам. Каких только причудливых обществ здесь не было! Например, в Тамбове действовало Общество развития женского кустарного труда. Устав его гласил: «Общество изучает условия производства местных кустарных промыслов и распространяет между женщинами-кустарями знания по этому предмету; собирает статистические сведения о местной кустарной промышленности; открывает специальные школы-мастерские, музеи, бюро и склады кустарных изделий; устраивает выставки местных изделий и награждает экспонентов за лучшие изделия денежными премиями, почетными грамотами; принимает посредничество в сбыте произведений и изыскивает кредит для кустарей; устраивает публичные чтения, издает брошюры».

В том же Тамбове собиралось Общество любителей граммофона — его члены обменивались грампластинками.

К тому времени повсеместно стали появляться и общества циклистов (тогдашнее название велосипедистов). В подмосковном Богородске в самом центре города выстроили циклодром. Вот, например, программа одного из тамошних мероприятий: «На треке… назначены вторая велосипедная гонка и футбольный матч между сборной командой «Глухово-Богородск» и 1-й командой орехово-зуевского клуба «Спорт», выигравшей в прошлом году в Москве переходящий кубок Фульда. Играть будут во втором и четвертом отделениях. Первое и третье отделения состоят из гонок на велосипедах… Начало музыки в 2 1/ 2часа, начало гонок в 3 ч. В случае ненастной погоды гонки отменяются, но футбол состоится. С 9 ч. до 12 ч. вечера танцы и демонстрация кинематографа. Гулянье будет иллюминировано».

Неудивительно, что стройные, небедные (велосипеды тогда стоили довольно дорого) и импозантные «циклисты» были желанными гостями на различных празднествах и шоу.

А в Твери велосипедов развелось так много, что городские власти были вынуждены издать для их владельцев особенные правила:

«1) Желающие ездить в г. Твери на велосипедах должны получить из городской управы нумер, с уплатою стоимости его. Полученный из управы нумер должен быть укреплен позади седла велосипеда таким образом, чтобы таковой был виден для проходящих и проезжающих.

2) Каждый велосипед, во время езды на нем по городу должен иметь звонок или рожок, которые должны издавать звуки значительной силы, а в ночное время — красные зажженные фонари, которые укрепляются спереди велосипедов на видном месте.

3) Езда на велосипедах по городу дозволяется при средней скорости велосипеда. Велосипедисты должны ехать по правой стороне улицы: при объезде экипажей и пешеходов, а равно и при встрече с таковыми на перекрестках улиц, велосипедисты должны давать знаки звонком или рожком, которые должны быть слышны и против ветра; в ночное же время велосипедисты обязаны предупреждать звонком или рожком и встречающихся с ними проходящих или проезжающих.

4) Езда на велосипеде по тротуарам городских улиц, бульварам и в городских садах воспрещается, а равно воспрещается в городе перегонка велосипедистов, езда в один ряд нескольких велосипедистов гуськом, без оставления перерывов; едущие один за другим велосипедисты должны соблюдать разрывы, а именно: после каждых двух велосипедистов должен быть перерыв (промежуток) не менее десяти сажень для свободного прохода пешеходов и проезда экипажей, перед которыми велосипедисты должны уменьшать скорость велосипеда».

Словом, законы для несчастных велосипедистов были гораздо строже, чем для гужевого транспорта. Извозчиков, во всяком случае, не заставляли жечь красные фонари.

А писатель Соколов-Микитов вспоминал о городе Твери: «В Смоленске завелась кем-то привитая новая забава — лыжеходство. Собрались в общество, печать заказали и по воскресеньям уходили по здоровому хрустящему снегу в лыжное катанье. А голова всему — Глебушка.

Под Смоленском горы — голову свернешь! Испугаешься, бывало, а Глебушка подоспевает:

— Э-эх, вы! — Взмахнет палками и уже внизу между кустами в снежной пыли мчится, подлетая на ухабах, крепкий, упругий, как лесной орех.

А за Глебушкой и остальные, — кто кувырком, а кто и на собственных… Мельком мелькают.

Глебушка между нами — единственный офицер, не гнушался санкюлотством нашим. Придем в деревню, всех молоком угощает, — а у нас какие деньги? Все молоко в деревне рублей на пять выпьем».

Лыжи, велосипед, граммофон — символы прогресса рубежа прошлого и позапрошлого столетий.

* * *