— Это добром не кончится, — пробурчал Амон. — Вы все спятили, один Алистер в своем уме. Бежать нам всем надо.

— Алистер в своем уме? Подумай, о ком ты говоришь… — молвила стоящая поодаль Тиа.

— Нас всех укокошат!

— До битвы не дойдет, — твердо заявил Карлайл.

— Откуда ты знаешь?

— Если даже дойдет, ты всегда можешь переметнуться, Амон. Вольтури, без сомнения, оценят и будут рады.

Амон ухмыльнулся.

— Вот в чем дело…

— Я на тебя не в обиде, Амон, — искренне заверил Карлайл. — Мы давно дружим, но я никогда не стал бы просить тебя умереть за нас.

Амон слегка успокоился.

— Однако ты тащишь за собой моего Бенджамина!

Карлайл положил Амону руку на плечо. Тот ее стряхнул.

— Я остаюсь, Карлайл, только тебе от этого может быть хуже. Если прижмет, я и вправду переметнусь на их сторону. Вы безумцы, если думаете, что способны выстоять против Вольтури. — Нахмурившись, он вздохнули, глянув на нас с Ренесми, добавил в сердцах: — Я берусь подтвердить, что девочка выросла. Это истинная правда. Любой заметит.

— Больше мы ни о чем и не просили.

— Не просили, но получаете, — скривился Амон. — Я подарил тебе жизнь, — обратился он к Бенджамину. — А ты хочешь бездарно ее профукать.

Такого холодного выражения на лице Бенджамина я не видела еще никогда, и оно удивительно не вязалось с его мальчишеским обликом.

— Жаль, что, даря мне жизнь, ты заодно не вложил свое к ней отношение. Тогда тебе было бы со мной куда проще.

Амон сощурился. Потом, коротко махнув Кеби, прошествовал мимо нас к выходу.

— Он не уйдет, — тихо пояснил мне Эдвард. — Но с этого момента еще больше отдалится. И угроза перейти на сторону Вольтури — тоже всерьез.

— Почему уехал Алистер? — спросила я шепотом.

— Точно никто не знает, он не оставил записки. Из его брюзжания ясно — он считает битву неминуемой. А ему, несмотря на угрюмость, слишком дорог Карлайл, чтобы вставать на сторону Вольтури. Наверное, пришел к выводу, что опасность чересчур велика. — Эдвард пожал плечами.

Мы разговаривали между собой, однако нас, разумеется, все слышали. Поэтому Елеазар ответил так, будто свое объяснение Эдвард обращал ко всем.

— Из его брюзжания ясно не только это. План действий Вольтури мы почти не обсуждали, но Алистер опасался, что слушать они не будут, как бы горячо мы ни отстаивали истину. И что они найдут предлог осуществить задуманное.

Вампиры тревожно переглянулись. Вольтури повернут, как дышло, свой священный закон ради собственной выгоды? Такое казалось невероятным. Только румыны хранили полное спокойствие, иронично улыбаясь уголками губ. Наверное, парочку забавляло, как остальные упорно не хотят думать плохо об их заклятых врагах.

Все начали одновременно переговариваться вполголоса, но я прислушивалась к румынам. Возможно, потому что светловолосый Владимир то и дело поглядывал на меня.

— Очень надеюсь, что Алистер не ошибся, — излагал Владимиру Стефан. — Молва все равно пойдет, при любом исходе. Пора нашему миру узнать, во что превратились Вольтури. Их не свергнуть, пока все верят в эту чушь о защите и покровительстве.

— Мы хотя бы не скрывали своих помыслов, когда правили, — подхватил Владимир.

Стефан кивнул.

— Не строили из себя героев в белом и не прикидывались святыми.

— Думаю, пришло время для битвы, — изрек Владимир. — Найдем ли мы лучших соратников? Выпадет ли нам еще одна подходящая возможность?

— Мало ли. Может, когда-нибудь…

— Мы ждем пятнадцать сотен лет, Стефан. А они только силу набирают с годами! — Владимир снова посмотрел на меня и ничуть не удивился, встретив ответный взгляд. — Если Вольтури победят, то еще больше прибавят в силе. Они прибавляют с каждым своим завоеванием. Взять хотя бы одну эту новорожденную, — Владимир указал подбородком на меня, — а ведь она и сама всех своих талантов до конца не знает. Или этот вот землетряс и ветродуй… — Он кивнул на Бенджамина, и тот напрягся. Теперь уже почти все прислушивались к их диалогу. — Другое дело, что фокусы или огненное жало, — Владимир поочередно перевел взгляд на Зафрину и Кейт, — им без надобности, пока в свите есть колдовская двойня.

Стефан повернулся к Эдварду.

— Равно как и умение читать мысли. Но я понимаю, к чему ты ведешь. Победа их сильно обогатит.

— Гораздо сильнее, чем мы можем им позволить. Согласен?

Стефан вздохнул.

— Вынужден согласиться. А это значит…

— Что, пока жива надежда, мы должны выступить против них.

— Даже если удастся просто сломить их, обнажить их гнилую сущность…

— Тогда кто-нибудь однажды доведет начатое до конца.

— И нам воздастся за ожидание. Наконец-то.

Посмотрев друг на друга в упор, они проговорили хором:

— Остается одно.

— Мы будем биться, — подвел итог Стефан.

Я видела, что они разрываются между инстинктом самосохранения и жаждой возмездия, но все же в мелькнувшей у обоих улыбке ясно ощущалось предвкушение.

— Будем, — согласился Владимир.

Что ж, хорошо. Я, как и Алистер, считала, что битвы не избежать. В таком случае еще два бойца на нашей стороне — существенная помощь. И все-таки я внутренне содрогнулась, услышав вердикт румын.

— Мы тоже будем биться, — выступила Тиа. Ее голос, и так всегда серьезный, сейчас звучал почти торжественно. — Вольтури наверняка превысят полномочия. Мы не хотим оказаться в их власти. — Она выжидающе посмотрела на супруга.

Бенджамин, улыбаясь, кинул озорной взгляд на румын.

— Я, судя по всему, ценный приз. Так что придется отстаивать собственную свободу.

— А мне не впервой сбрасывать ярмо, — съязвил Гаррет и, подойдя, хлопнул Бенджамина по плечу. — За свободу от гнета.

— Мы с Карлайлом, — объявила Таня. — И будем сражаться за него.

Услышав заявление румын, все сочли необходимым тоже прояснить свою позицию.

— Мы еще не решили, — произнес Питер и посмотрел на свою миниатюрную спутницу. Шарлотта недовольно поджала губы. Было ясно, что ее решение принято. Вопрос — какое.

— Я тоже, — высказался Рэндал.

— И я, — подхватила Мэри.

— Обе стаи сражаются за Калленов, — вдруг вклинился Джейкоб. — Вампиров мы не боимся, — осклабившись, добавил он.

— Детский сад… — пробормотал Питер.

— Младшая группа, — согласился Рэндал.

Джейкоб насмешливо улыбнулся.

— Я за Калленов, — выворачиваясь из-под руки Шивон, произнесла Мэгги. — Правда на их стороне, а значит, мое место там.