Хотя в распоряжении высших американских государственных деятелей не было никаких статистических данных о советском воинском контингенте на Кубе, главное — американскому руководству стало известно о наличии там советской ракетно-ядерной базы.

Так начался второй Кубинский кризис, продолжавшийся с 16 по 28 октября 1962 года. В высших американских кругах этот комплекс событий часто называли «вторая Куба».

Президент США был возмущен тем, что советские представители замалчивают факты. Дело в том, что завоз оружия на Кубу особо не скрывался советской стороной. Но при этом неизменно подчеркивалось, что речь идет только об оборонительных его видах. Накануне получения фотографий, сделанных с самолетов У-2 (всего около тысячи снимков), посол СССР в США А.Ф. Добрынин заявил, что, «несмотря на свою озабоченность, СССР не завозит никаких наступательных вооружений, в частности ракет класса “земля—земля”, ибо хорошо осознает опасные последствия такого шага». Добрынин не лгал — он просто не знал, какие виды оружия размещаются на Кубе[58]. Это было ведомо только «узкому кругу ограниченных людей», как сказано в известном анекдоте о государственной тайне.

Джон Кеннеди отлично понимал, не мог не понимать, словесную игру в «наступательные» и «оборонительные» виды оружия. Ведь всякому здравомыслящему человеку было ясно, что никакого четкого разграничения между теми и другими не существует, что всё зависит от намерений сторон, что одни и те же виды оружия могут быть и наступательными, и оборонительными.

Это касается даже зенитных ракет СА-2, о поставках которых на Кубу уже в течение нескольких месяцев доносила американская разведка. Ведь эти ракеты вполне могли послужить не только отражению неспровоцированного воздушного нападения, но и быть прикрытием явно наступательных действий. Так что, даже отвлекаясь от заявления Добрынина, ряд последующих советских деклараций, строго говоря, не носил откровенно обманного характера или являлся ложью лишь отчасти. Они объявляли о миролюбивых намерениях СССР, но в то же время в них выражалась готовность пойти на конфликт любой степени интенсивности во имя сохранения Кубы в советском авангарде.

Разумеется, Кеннеди и его помощники не имели понятия о том, что именно в эти дни начинала развертываться советская операция под кодовым названием «Анадырь», предусматривавшая размещение на крохотном острове, находящемся всего в 90 милях от побережья Флориды, таких ракетно-ядерных сил, которые нивелировали бы стратегическое отставание СССР от США, ибо были способны сровнять с землей не менее половины американских центров экономики, политики, культуры, жизнеобеспечения, включая Нью-Йорк, Филадельфию, Чикаго, Балтимор, Атланту и родной Кеннеди Бостон. По свидетельству генерала Л.С. Гарбуза, участвовавшего в операции «Анадырь», ракеты, доставленные на Кубу, могли поразить цели вплоть до Великих озер. А в этих пределах располагались все крупнейшие промышленные, административные и культурные центры восточной и расположенной на запад от нее части США — основа жизнеобеспечения страны.

Иной вопрос, что достаточно осторожные советские лидеры, и прежде всего Н.С. Хрущев, не были откровенными авантюристами. Они предпочитали действовать тихой сапой, постепенно революционизируя и третий мир, и Латинскую Америку, используя пример Кубы как рычаг. Советский план состоял в том, чтобы завершить завоз и установку ядерных ракет на Кубе к запланированному на ноябрь 1962 года визиту Хрущева в Нью-Йорк, где он предполагал выступить на заседании Генеральной Ассамблеи ООН с выгодными для СССР предложениями о сокращении вооружений, которые бы устранили или по крайней мере сократили отставание от США в области ракетно-ядерного оружия и надежно обеспечили бы пребывание Кубы в советской сфере господства. Для этого предполагалось подписание тогда же, во время сессии Генассамблеи, союзного договора с Фиделем Кастро, который предусматривал бы «военную взаимопомощь». Одновременно намечалось объявить постфактум и без конкретизации, что на Кубе уже находятся мощные советские ракеты класса «земля—земля».

Однако воинственный Кастро и его «барбудос», вмешивавшиеся в разраставшийся конфликт, толкали Хрущева к роковому рубежу ранее намеченного им срока.

В первый момент кризиса слова Кеннеди «придется их разбомбить» были выражением общего мнения руководства. Четко его выразил генерал М. Тейлор — военный помощник Кеннеди и его связной с объединенной группой начальников штабов (вскоре он будет назначен его председателем): «Наша сила по всему миру является основой доверия, которое к нам испытывают… Если мы, как полагается, не ответим на Кубе, мы пожертвуем этим доверием к себе». М. Банди, зафиксировав эти слова в своем памятном меморандуме, написанном через полгода, запечатлел в нем не только их и первую реакцию на них президента, но и его более общую принципиальную установку: «Мы должны убрать их (советские ракеты. —Л. Д., Г. Ч.) оттуда. Нам необходимо срочно решить, как это осуществить». При этом Кеннеди поначалу придерживался мнения, что самым эффективным и, видимо, единственно возможным ответом является внезапный и мощный воздушный удар.

Вскоре, однако, позиция президента и некоторых близких к нему деятелей стала более осторожной. В администрации развернулись острые споры между двумя группами политиков и военных, которые позже получили прозвища «голубей» и «ястребов». Разногласия между ними не носили принципиального характера, речь шла лишь о степени срочности военного ответа в том случае, если бы советские ракеты не были убраны без применения силы. Джон Кеннеди решил, согласно латинской поговорке, «спешить медленно». В связи с тем, что менее чем через месяц предстояли промежуточные выборы в конгресс и другие органы власти и всякое необдуманное действие могло до предела обострить внутреннюю ситуацию, изменить расстановку сил в законодательных органах в ущерб администрации, он решил до уточнения обстановки и выработки решений вести себя так, как будто ничего не произошло.

В тот же день, когда ему стало известно о советских ракетах на Кубе, то есть 16 октября, Кеннеди вылетел в Чикаго, однако тотчас возвратился в Вашингтон под предлогом простудного заболевания. На борту самолета Джон вызвал пресс-секретаря Сэлинджера и передал ему клочок бумаги с надписью: «Небольшое воспаление верхних дыхательных путей. Температура 37, Г. Сырая погода, дождь. Врач советует вернуться в Вашингтон». Приняв эти слова за истину, Сэлинджер, прочитав сообщение журналистам, спросил Кеннеди: «Я надеюсь, ничего плохого с вашим здоровьем, господин президент?» Джон мрачно на него взглянул: «Если вы ничего не знаете, вы счастливый человек».

Распоряжением президента была образована группа высших политических и военных деятелей, которая обсуждала сложившуюся ситуацию и рекомендовала соответствовавшие решения и действия. Группа получила условное наименование Исполнительного комитета Национального совета безопасности. Кеннеди включил в его состав госсекретаря Раска, помощника по национальной безопасности Банди, министра обороны Мак-намару, министра юстиции Роберта Кеннеди, руководителей ЦРУ и ФБР и несколько других ответственных лиц. Во временном органе были образованы две группы, рассматривавшие соответственно возможности нанесения удара по советским ракетам на Кубе (ее возглавил Банди) и альтернативные варианты (под руководством Р. Кеннеди, который одновременно руководил всем исполкомом).