Жиль приказал подать подзорную трубу. Она просто отвратительна, эта столица язычников. Лишена какой бы то ни было элегантности. В предместьях дома построены из дерева. Одна большая навозная куча. Она не стоит того, чтобы проливать много крови. И тем не менее они думают, что именно этот город и является целью похода.

В лесах по другую строну Январского утеса стояли наготове двадцать эскадронов всадников. И пять лучших полков пикинеров и аркебузиров тоже прятались там. Еще несколько отрядов выступило из Хоннигсвальда этой ночью. Фьорд был перекрыт маленьким флотом, состоящий из галер. Все было продумано.

Жиль окинул взглядом крепостные сооружения язычников. Они потратили немало сил на то, чтобы окопаться. Это нужно признать. Он смотрел на жалкий поток беженцев, тронувшихся в путь. Из-за пелены дождя, проливавшегося над фьордом, он видел нечетко. Почему они свернули с дороги?

Неподалеку от городских стен вспыхнул яркий свет.

Лейб-медик выругался.

— Что там происходит? Ты сказал, что здесь, на утесе, между стоящими камнями, и находятся магические врата! — Жиль привстал в кресле. Настроил подзорную трубу. — Они входят под светящуюся арку, переливающуюся всеми цветами радуги, и исчезают.

— Это новые ворота!

Жиль подавил гнев. Ему не нравилось, когда его неправильно информировали.

— Начинай свою работу.

— Не получится. Ворота слишком далеко. Мне не дотянуться!

Охотнее всего Жиль разбил бы тяжелую латунную подзорную трубу об голову Оноре.

— Так вперед! Чего же мы еще стоим? Нам нужно подойти ближе!

Люк побаивался маленькой женщины-лисы. Она открыла врата, через которые он вместе с Гисхильдой и выжившими в Альдарвике вернулся домой. Но на этот раз они должны были выйти в другом месте. В Нахтцинну, крепость троллей далеко на севере. Говорили, там достаточно припасов. Продуктов, мелких щепок и рыбьего жира для ламп, которые освещали бы долгую зимнюю ночь, было заготовлено достаточно. Сам Олловейн говорил, что был там и осмотрел лагерь. Полководцу эльфов Люк верил, как никому другому. Но что думать о женщине, которая ростом меньше ребенка и с лисьей головой на плечах?

Молодой рыцарь своими глазами видел, как по ее приказу из недр земли вырвался свет. Как вибрирующие змеи при помощи волшебства образовали врата. За ними над черной пропастью вилась золотая тропа.

Люк знал, что у них не было иного выбора, кроме как довериться женщине-лисе. И все, кто проходил в ворота, тоже знали это. На лицах многих он видел страх и сомнения. Многие крепко сжимали амулеты, входя под зачарованную арку. Слезы лились рекой. У него сердце разрывалось от этого зрелища. Но они не могли остаться. Когда мортиры начнут обстрел, защитить их не сможет уже никто. Эти низкие орудия с направленными в небо стволами выстреливали свои разрывные пули по крутой дуге, за валы. Даже опытные канониры с трудом могли предположить, где окажется пуля. А если они взрывались, то железные осколки разрывали всякого, кто оказывался неподалеку.

Беженцы стояли лагерем в лугах между земляными валами и окопами. Некоторые пришли еще в начале лета и жили там до поздней осени. Сидели в грязи под палаточным брезентом. Болели от холода и сырости. Свой скот они давным-давно забили. Полоса между рвами превращалась в клоаку. Даже эльфы со всей их магией не могли ничем помочь. Те, кто жил под открытым небом, были грязны и оборванны. Но в крепких городских домах людям было не лучше. Дома заполонили родственники и друзья. И вскоре уже никто не знал, где искать хлеб насущный.

Большая часть народа осталась в своих домах. Было бесчисленное множество тех, кто отрекся от своих богов. Но число тех, кто хотел сохранить верность Гисхильде и своей вере, возросло в тысячи раз с момента начала вторжения. И теперь настало время увести их отсюда.

Бесконечным казался поток входивших под радужные врата. Беженцев сопровождали священнослужители. Они были повсюду. Они призывали милость Лута, Ткача Судеб, или просили Мэве, богиню прекрасного, позволить надеяться на счастье в чужом краю.

Пожалуй, все, проходившие под вратами, знали, что возвращения не будет. Это был путь, по которому нельзя вернуться.

Мало знакомых лиц видел Люк. То были беженцы из Альдарвика, их узнать было легко. В своих дорогих одеждах, полученных от эльфов, они сильно выделялись на фоне остальных.

Проезжали через врата и повозки с ранеными. Целый гарнизон вышел на валы, чтобы проводить беженцев. Большинство уходящих вели себя сдержанно, хотя многие оставляли своих отцов и братьев. Каждый, кто мог держать в руках оружие, остался в Фирнстайне.

— Люк! — Светлый детский голос оторвал его от меланхоличных мыслей. — Смотрите, там наверху эльфийский рыцарь. Я его знаю. Он не умеет кататься на коньках. Все время на меня опирался!

Люк увидел, что рядом с одной из повозок бежит Тиндра. Рыцарь посмотрел на королеву. Та стояла в сотне шагов в окружении своей гвардии мандридов. Слишком далеко, чтобы разглядеть ее лицо. На руках она держала ребенка, который, быть может, был его, а он еще ни разу его и не видел.

Он знал, что это мальчик и что он здоров и силен. Они не виделись вот уже десять месяцев.

Говорили, что мальчик похож на Эрека. Он не хотел этому верить. Но хорошо, что при дворе говорят именно так. Так Гисхильде легче.

Начался небольшой дождь. Нянька взяла ребенка и унесла его. Люк подумал, не пойти ли за ней. Сопровождали няньку два мандрида.

Он вздохнул и остался на валу. Он пользовался доброй славой среди стражи. Они высоко ценили его за то, что в час смерти Сигурда он сражался бок о бок с капитаном и хотел разделить славу с погибшим воином, когда его сделали эльфийским рыцарем. Тем не менее они были преданы королю. И следили за тем, чтобы он даже близко не подходил к королеве. Отменить этот приказ могла только она сама, но со времен возвращения из Альдарвика она ни разу не предприняла попытки встретиться.

Час за часом покидали беженцы город. Дождь усилился. Над фьордом дул ледяной ветер. Покачивались галеры, блокировавшие морской путь в Фирнстайн. Один из кораблей подвинулся вперед. На валу раздались предупредительные окрики, но потом галера развернулась таким образом, чтобы корма с пушками не указывала на город. Отчетливо слышался скрип якорной цепи.

Люк бросил взгляд на ворота. Осталось немного. Меньше тысячи. Скоро в городе останутся только воины и кучка упрямцев. Дураков, рисковавших своей жизнью ради спасения того, что спасти они не могли.

Он посмотрел на радужные врата. Цепочка беженцев уже не доставала до ворот города. Лужайка перед защитными сооружениями была вся истоптана до грязи.

Над фьордом пронесся порыв ветра, заставив корабли дергать якоря, вспенив серую воду.

А потом мир треснул.

Радужные врата исказились. Из темноты появились нити света. Тех, кто стоял поблизости, словно утянуло в воронку. Воздух дрожал, как в жаркий зимний день, когда воздух пляшет над каменными улицами.