— М-да, весьма логично.

— Это вообще-то шутка была, — сказала Гретхен. — Я не нравлюсь вам, мистер Робишо. Я вижу это в ваших глазах, слышу в вашем голосе. Вы думаете, что я змея в саду. Но вы не правы.

— Неужто?

— Это место прошило задолго до того, как я сюда попала, — ответила она, повесила оборудование на плечо и вошла в здание.

Первым музыкантом, появившимся на сцене, был не имитатор певцов 40-х годов, а легенда Луизианы 50-х по имени Дикси Ли Пьюг. Он вырос в какой-то богом забытой дыре на Миссисипи и в возрасте семнадцати лет устроился пианистом в бордель по другую сторону реки в местечке под названием «Натчез под Холмом». Заметьте, что я не сказал, что Дикси Ли родился в какой-то богом забытой дыре: он вылетел из утробы своей матери, словно ракета, и с тех пор летает и бьется рикошетом обо все бетонные и металлические поверхности западного мира.

В свое время врачи вырезали ему более половины желудка. Реабилитационные центры ему не только не помогли, более того, его выкинули из центра Бетти Форд в первый же день программы. Он говаривал, что мечта всей его жизни — дожить до 150 лет и умереть судом Линча за изнасилование. Но никакая из его выходок не сравнится с той ночью, когда он впервые выступал в «Парамаунт Театр» в Бруклине. Ведущим вечера был Алан Фрид. Дикси Ли свято верил, что именно он будет закрывать шоу, но Фрид посчитал, что эта честь должна была достаться знаменитому чернокожему рокеру, который навсегда изменил этот жанр и вписал свое имя в его историю. Дикси Ли сказали, что в следующий раз он обязательно выступит с заключительным номером, ну а эта ночь принадлежала более пожилому музыканту. Итак, он занял свое место перед пианино и запел свою «фирменную» песню, то избивая, то поглаживая клавиши и крича в микрофон — эта его манера выступления сделала его знаменитым. Посреди песни он поднялся на ноги, достал из пиджака банку керосина и облил им инструмент. Когда он бросил на пианино горящую спичку, пламя просто взорвалось красно-желтым конусом, едва не обуглив ему лицо, затем перетекло на клавиши и, далее, по ножкам пианино, на сцену. Дикси Ли же оставался невозмутим. Он наклонился в огонь и доиграл композицию до конца, не обращая внимания на горящие манжеты, опаленные волосы и потоки воды, разбрызгиваемые противопожарной системой по всему театру.

Молодежь в зале просто сошла с ума, требуя продолжения. Полицейский обдал Дикси Ли из огнетушителя, и то только после окончания песни. Когда Дикси Ли сошел со сцены в дымящейся одежде, с пеной из огнетушителя, стекавшей по обожженному лицу, он повернулся к чернокожему рокеру и сказал: «А тебе слабо так, сука?»

— Вы с ним, кажется, жили в одной комнате в колледже, да? — спросила Алафер.

Мы сидели на заднем ряду, и вдали перед собой, у края сцены, я видел Гретхен Хоровитц, фокусирующую свою камеру на Дикси Ли.

— В 1956 году, — сказал я, — прямо перед тем, как его показали в «Шоу Стива Аллена».

— Ты не говорил об этом Гретхен? — спросила она.

— Нет, а с чего бы это?

— Она наверняка хотела бы взять у него интервью.

— Она опасна, Алафер. И это факт, а не просто мое мнение.

— Где-то глубоко внутри она все еще маленькая девочка, Дэйв.

Наверное, Алафер была права. Но большая часть людей, что мы отправляем на смертную казнь, уходят как дети. Ирония заключается в том, что большинство из них умирают с достоинством, а некоторые прощаются с жизнью с гораздо большей долей храбрости, чем, например, я мог бы ожидать от себя. Они убивали, но при этом в большинстве случаев не могли адекватно объяснить свое поведение другим людям. Так они и покидают мир, кратко извинившись перед семьей своей жертвы, не сопротивляясь, серые от тошноты и страха, и их история уходит вместе с ними.

Предложение Алафер мне показалось весьма неплохим. Что плохого в том, чтобы сделать доброе дело для женщины, которую, вероятно, еще можно было спасти? Я поднялся со своего места и прошел вниз по проходу к тому месту в тени, откуда Гретхен снимала Дикси Ли. Его пальцы парили над клавиатурой и вдруг пикировали на клавиши, локоны его волнистых обесцвеченных волос свешивались на глаза, щеки раздувались, как у иглобрюхой рыбы, синие замшевые туфли отплясывали под пианино, а гортанный акцент вздымался вверх, словно ноты из кларнета.

— Мисс Гретхен, Дикси Ли — мой старый друг, — произнес я, — и я уверен, что он с радостью даст вам интервью.

— Хочешь сказать, ты представишь меня ему? — спросила она.

— С удовольствием.

— С чего бы это?

— Потому, что Дикси Ли, вероятно, величайший из белых блюз-музыкантов Америки, и все, кто занимается этим бизнесом, об этом знают. Но никто и никогда открыто не признавал его заслуги.

Она опустила свою камеру и посмотрела сквозь меня в зал.

— Ты знаешь телку по имени Джули Ардуан?

— Да, она работает в полиции.

— В каком дерьме она замешана?

— Прошу прощения?

— Кое-кто сказал мне, что она перевозила кокаин для Варины и Джессе Лебуфа, — объяснила Гретхен.

— Я в это не верю.

— Кое-кто сказал мне, что она, может быть, убила своего мужа.

— И кто же этот «кое-кто»?

— Это правда или нет?

— Обе истории — полнейшая чушь.

— Ага, понимаю. У вас тут никогда не было грязных полицейских. А те чернокожие пацаны, что пихают дурь у себя в квартале, с копами, конечно, не делятся.

— Я думаю, что эту белиберду тебе напел Пьер Дюпре. Может, тебе пора включить мозги?

Гретхен осмотрела зал, словно с трудом сдерживая свое раздражение.

— Я была бы тебе очень признательна, если бы ты оставил меня в покое, — наконец выдавила она.

— Так ты хочешь с Дикси Ли познакомиться или как?

Гретхен задумчиво потеребила бровь, словно задавая самой себе вопрос. Я развернулся и направился к своему месту.

— Мистер Робишо, — окликнула она меня негромко.

Я остановился и повернулся лицом к ней.

— Вы уверены, что эта Ардуан в порядке? — спросила она. — Я имею в виду, на сто процентов уверены? Вы готовы поставить на это жизнь Клета?

Я вернулся на свое место и почувствовал, как вибрирует мой мобильный. Пропущенный звонок. Я перезвонил по определившемуся номеру, но попал на голосовую почту.

— Кто это? — спросила Молли.

— Катин Сегура.

— Она сегодня звонила на домашний, но я не успела взять трубку. Я же тебе записку оставила у телефона, ты ее видел?

— Нет, а что она говорила в сообщении?

— Ничего, просто оставила свое имя и просила тебя перезвонить. Извини, я думала, что ты нашел записку.

— Как ты думаешь, это было что-то срочное?