Церковный собор одобрил послание Тихона. Церковный собор предлагал не подчиняться декрету об отделении церкви от государства и угрожал за непослушание интердиктом. В воззвании от 22 января 1918 г. к духовенству и верующим он уговаривал церковников и верующих не отдавать представителям Советской власти церковные ценности, рассматривать их как «грабителей и захватчиков», а имена их сообщать церковным властям для предания анафеме. Зная, что мероприятия Советов во многих местах встретят полное сочувствие трудящихся, собор предлагал в этих случаях отлучить от церкви всех местных жителей, закрывать церкви и не совершать никаких церковных треб. Для прекращения интердикта жители, поддерживавшие декрет, должны были «покаяться», а главное – добиться возвращения церкви изъятых ценностей.

25 января 1918 г. церковный собор вновь принял решение об отлучении от церкви сторонников проведения декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви. Собор объявил декрет «злостным покушением на весь строй жизни православной церкви, актом открытого против нее гонения». «Всякое участие в издании сего враждебного церкви узаконения, так и в попытках провести его в жизнь, – писал собор, – несовместимо с принадлежностью к православной церкви и навлечет на виновных кары вплоть до отлучения от церкви»[69].

Представители современной православной церкви стараются уверить, что расистская идеология враждебна христианству и что «любая форма сегрегации, основывающаяся на различии расы, цвета кожи или народности, противоречит Евангелию и несовместима с христианским учением о человеке»[70]. В подтверждение они ссылаются на Ветхий и Новый заветы и на свидетельства отцов церкви. Уже в так называемой библейской таблице народов (10-я глава книги Бытия), уверяют они, есть «глубочайший смысл – исповедание единства и братства всего человечества». Ветхозаветное учение о равенстве людей, по их словам, нашло свое завершение в Евангелии, в словах апостола Павла, что во Христе «нет ни эллина, ни иудея, ни варвара, ни скифа».

Представители современной православной церкви стараются доказать, будто не только христианство вообще, но и православие в частности неизменно выступало против неравенства народов, против признания отдельных народов неполноценными, так как такое учение, по их словам, нарушало бы главную заповедь Христа о любви к людям, разрушало бы дело спасания, ради которого учреждена церковь[71].

В действительности было совсем не так. Критикуя подобные взгляды представителей современной церкви, усердно распространявшиеся в церковной печати, В. Д. Бонч-Бруевич писал, что слова «несть эллина и иудея» надо менять и говорить, что есть эллин и иудей, ибо того желает христианский православный царь, а за ним попы, министры, дворяне, капиталисты, полиция, черносотенцы[72]. Подобно тому как на Западе католическая и лютеранская церковь разжигали ненависть к народам, исповедовавшим другую религию, и воспитывали народ в духе религиозной нетерпимости, так и в России православная церковь проповедовала нетерпимое отношение к иностранцам, приезжавшим в Россию, к их религиям, утверждая, будто лишь православная религия является истинной. В Москве долгое время не разрешали строить лютеранские церкви, а ранее построенные были разрушены, их алтари выброшены на поругание. Православные церковники рассматривали протестантство как незаконное уклонение от «истинной» церкви. Протестантство они называли «еретическим», а его основателя Лютера «слугой антихриста, самовольным похитителем учительского права».

Враждебное отношение православной церкви к протестантству хорошо выразил московский патриарх Филарет, когда во время сватовства Михаила Романова к племяннице шведского короля в ответ на требование послов иметь в Москве свою церковь ответил: «Костелы иных вер в Московском государстве никогда не бывали и впредь то статься не может, потому что то нашей вере православной противно»[73]. Для борьбы с проникновением в Московское государство западных идей и просвещения архимандрит московского Новоспасского монастыря Игнатий по поручению патриарха Никона составил против лютеран особое «Слово», в котором, разжигая религиозную нетерпимость, называл последователей Лютера «проклятыми еретиками и развратителями», а лютеранские церкви – «вертепами разбойничьими». Игнатий настаивал на разрушении лютеранских церквей, а лютеран предлагал изгнать из России[74]. Против лютеран и катехизиса Лютера было направлено и послание патриарха Адриана (1696 г.). В составленном им «Православном исповедании веры» патриарх обвинил иностранцев в том, что они, как волки в овечьих шкурах, вошли в русскую землю и начали тайком вносить свои обычаи и обряды. Подобно другим представителям церкви Адриан старался помешать проникновению в Россию западных идей, сеял недоверие и неприязнь к вере иностранцев. Примером для него было нетерпимое отношение католиков к протестантам и протестантов к католикам, а тех и других к православию.

Нетерпимость православного духовенства к другим религиям не раз отмечали иностранцы, посещавшие Московское государство. Вот что писал в «Записках о Московии» немецкий дипломат и путешественник С. Герберштейн: «Московиты хвалятся, что они одни только христиане, а нас осуждают как отступников от первобытной церкви и ее установлений». Эту нетерпимость подметил и иностранец Д. Флетчер в своем сочинении «О государстве русском» (1591 г.).

* * *

Только в обстановке такой религиозной нетерпимости могло возникнуть дело Квирина Кульмана, закончившееся сожжением его как еретика. Квирин Кульман родился в 1651 г. в Бреславле и был последователем протестантского мистического учения «башмачника» Бема и других мистиков, казненных ранее в Саксонии, Венгрии и Пресбурге за пропаганду учения, противного господствующей лютеранской церкви. Кульман отвергал светскую науку, всюду видел господство антихристианского духа. В его произведениях, как отметили московские переводчики, были «многие еретические и богомерзкие дела», проклинался римский папа и вся римская вера, содержались «злоплевельные и бунтующие массы мысли».

Приняв учение своих учителей, Кульман, приехав в Москву, стал распространять печатные листы, в которых «содержались пророчества странные и еретические». Доносы на Кульмана сделали отличавшийся своей нетерпимостью московский лютеранский пастор Иоахим Мейнека, а также иезуиты, мстившие Кульману за раскрытие политического заговора, в котором они участвовали. Еретическим учением Кульмана заинтересовался и патриарх Иоаким – непримиримый противник проникновения в Московское государство западноевропейских идей, светских наук. По настоянию патриарха Кульман был арестован вместе со своим горячим сторонником купцом Кондратием Нордерманом. Кульмана и Нордермана обвинили в том, что они еретики и чернокнижники, а писания их «безумные, злоплевельные и ложные, христианской вере вредительные». Кульмана и Нордермана трижды пытали, жгли клещами и дали каждому по 25 ударов кнутом. Но пытки не сломили их мужества. Они продолжали говорить, что в их учении нет ничего противного православной вере и интересам Московского государства. По настоянию патриарха Кульмана и Нордермана как «ложных пророков», за «богоотступничество и отрицание власти государей» приговорили к казни. 4 октября 1689 г. их доставили из тюрьмы, где они содержались, на городскую площадь и сожгли в срубе. Вместе с ними были сожжены и их «еретические и богомерзкие хульные книги и письма». Вместе с Кульманом и Нордерманом собирались еще сжечь живописца Генина, но он, находясь в тюрьме и не видя для себя избавления, повесился. После казни в Новгород и Псков по настоянию патриарха Иоакима были отправлены грамоты о задержке иноземцев, желавших приехать в Москву, с тем, чтобы недопустить проникновения иноземного влияния[75].