Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я очень постаралась пригодиться.
Вроде бы получилось, да. Но меня всё время беспокоило – слегка – подозрение: а ценят ли меня за то, что я собой действительно представляю, – или же так вот благодарят за какую-то мне самой не до конца понятную старую услугу?…
Впрочем, выбирать-то было не из чего. Сколько я видела бывших своих преподавателей, продававших на улицах обувной крем, сальные свечи или никому не нужные книги? Проходя мимо, я иногда думала: как хорошо, что меня почти невозможно узнать…
«Хиэшпар-Йачх» занимал не всю долину, а лишь её юго-западную четверть: большой палец и основание большого пальца, сорок километров на двадцать. Где был кончик пальца, располагался какой-то секретный объект, нам туда ход был закрыт. Южная оконечность Долины была отдана на разработку вольным старателям, с ними нам, наоборот, следовало установить добрые отношения. Нам же досталась область сустава – того самого, который выбивается почти при каждой драке…
Описаний этой части Долины было немного. Долгое время учёных сюда не пускали горцы, а потом, когда горцы ушли, стало не до науки. Так что мы имели некоторое количество карт, кроков, три экспедиционных дневника… ну и всё.
Жилых построек в Казл-Ду я насчитала пятьдесят шесть – каменных башен разной величины, от маленьких, как я выбрала себе, и до огромных, где за столом в зале нижнего этажа могли свободно разместиться человек сорок – в таких разворачивали администрацию и некоторые лаборатории; для своей я нашла другое место – угол рыночной площади. Сюда как раз встанет зимняя армейская санитарная палатка, а ничего лучшего я и представить себе не могла. Но это будет завтра в лучшем случае, а скорее дня через два…
Я постояла у обрыва. На реке солдаты и рабочие монтировали электростанцию: два десятка туннельных погружных генераторов, собранных в этакое дикарское ожерелье. Всё правильно, зависеть от одного только старенького танкового реактора было неразумно, а для дизелей солярки не навозишься.
По всему выходило, что научный лагерь намеревался стать стационарным многолетним научным опорным пунктом. Вернее, укрепрайоном – если брать в расчёт здешние масштабы.
А значит, задумано что-то серьёзное. Просто так такими ресурсами не разбрасываются.
– Извините, вы – доктор Мирош? – спросили сзади.
Голос был приятным, поэтому я обернулась не резко и через левое плечо.
– Да, я.
– Очень приятно, – это был немолодой офицер в подозрительно невысоком чине. – Корнет Лори, направлен в ваше распоряжение.
– В качестве кого? – не поняла я.
– В качестве личного помощника. Если бы вы были обер-офицером, то я бы назывался адъютантом.
– Здорово, – сказала я. – А у нас это называется секретарь. Причём у меня ещё не было секретарей. А вы из запаса или из разжалованных?
– Из разжалованных, – чуть помедлив, сказал корнет. – Я двадцать лет в армии. Мог бы уволиться… да некуда.
– А в каких войсках служили?
Он помедлил.
– В войсках спецназначения.
До меня дошло, но не сразу.
* * *
Уже через час я не понимала, как до сих пор могла обходиться без адъютанта. У корнета были очевиднейшие административные способности. Моё жильё в один миг стало именно что жильём, а не временно приспособленным помещением, солдаты поставили палатку для лаборатории, занесли оборудование (и распаковали бы, но я успела это вредительство пресечь) и сейчас тянули кабели – электрический и телефонный. В некоторой оторопи я наблюдала эти чудеса армейской расторопности, но из этого состояния меня вывел нарочный.
Генерал-профессор собирал научную группу на установочное совещание. Пятое или даже шестое…
Честно говоря, какие-то смутные подозрения у меня стали появляться ещё до старта экспедиции, на этапе формирования её (если, конечно, это можно было назвать формированием… ну, вроде как взять и без разбору покидать вещи в чемодан и назвать всё это сборами в дорогу – но я пыталась их придавливать, объясняя себе появление этих подозрений скорее собственной благоприобретённой паранойей, нежели реальными обстоятельствами. Но в какой-то момент эта отмазка помогать перестала. Как неоднократно говаривал академик Ши, и у параноиков есть враги. В качестве рабочей гипотезы теперь я рассматривала такой вариант: группу учёных самых разных профилей (взятых, по-моему, по жребию или методом тыка) просто вывезли из населённых мест и спрятали в глуши на случай то ли новой войны, то ли сокрушительного восстания «регрессистов» – движение это, совсем недавно совсем никакое, вдруг набрало не только голос, но и силу. Пока что они ограничивались уничтожением различных лабораторий и институтов, которые плохо охранялись, и людей из обречённых зданий выводили, выталкивали, выносили – но агрессия просто пёрла из этих толп. Не было ни малейшего сомнения, что вот-вот они плюнут на гуманизм и начнут убивать…
Может быть, таких «экспедиций-эвакуаций» несколько? Много? Не знаю. Но это было хотя бы логично.
Ясен день, что я ни с кем этими своими соображениями не делилась. Прислушиваясь же к разговорам других научников, сделала вывод, что кое-кто мучается тем же вечным вопросом: что за джакч происходит в родной державе?
По дороге на совещание я завернула в свой дом, достала полуведёрную флягу, замаскированную под древний фолиант, и налила полстакана крепкого. Махнула, закусила душистыми зёрнышками, подумала, не добавить ли глоточек – и решила, что пока так сойдёт, а там успеем…
В конференц-зале было чуть теплее, чем снаружи – за счёт того, что стены удерживали ветер. Не сказать, чтобы сильный; не сказать, чтобы такой уж холодный – но за несколько часов он пробирал до костей. Это был, конечно, не знаменитый тиц-конвестатль, замораживающий караваны, и даже не «Весенний Ветер Небесных Врат», который незаметно иззябливает человека насмерть, при этом растапливая снег и лёд, – но тоже ничего хорошего; надо будет одеваться более плотно. Что я из «Скалы» вынесла полезного, так это понимание: всегда, в любых обстоятельствах следует беречь в себе каждую частицу тепла.
И, наверное, всё…
Мы разместились по обе стороны длинного стола, солдаты-вестовые налили всем чаю, расставили вазы с конфетами. Коллега Штрум плеснул в свою кружку из фляжки; наверное, он думал, что сделал это незаметно для окружающих.
– …освещённость должна быть выше на четыре процента, – говорил кто-то справа. – Я так и этак заряжаю, и не получается…
– …облачность?…
– …обычная, поэтому я и думаю, что аномальное распределение…
– Коллега, – тронул меня за локоть сидевший справа доктор… доктор… забыла. – Не передадите конфеты?
– О, конечно.
– Спасибо… – он взял одну, развернул; мне показалось, что пальцы его дрожат. – С трудом преодолеваю желание спрятать хотя бы парочку в карман, – сказал он тихо с грустной усмешкой.