НИНЕЛЬ. О господи! Тоже мне проблема.

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (про себя). Проблем нет. Проблем нет… (Громко.) Да перестаньте вы все! Молчите, как молчит Иван Федорович. Вот неподражаемый для нас пример. (Колпакову, грубо.) Может, ты что-нибудь все-таки произнесешь?

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Я думаю, что нам все-таки неприятностей не избежать. Виктория знает. Алена тоже. Борис в курсе. Значит, в институт просочится. Опять же «Скорая» в дом приезжала. Будут неприятности, будут!

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Да про сына скажи, что ему делать?

ИВАН ФЕДОРОВИЧ (тихо, но убежденно). Свадьбу Вильке надо закатить по первому классу. Фанфарами все забить. А Клава своим рабоче-крестьянским происхождением поможет придать всему правильную, положительную окраску.

НИНЕЛЬ (нервно начинает хохотать). Вот это пируэт!

БАБУШКА. Свадьба – это хорошо. Это лучше, чем тюрьма.

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (то ли бабушке, то ли мужу). Ты в своем уме?

ИВАН ФЕДОРОВИЧ (распаляясь). Да! Свадьба все смажет! И наше сомнительное поведение. И Вилькину драку. И это ее письмо.

НИНЕЛЬ (хохоча). Да невеста-то сбежала! Где же ее искать, эту политически правильную рабоче-крестьянку?

ИВАН ФЕДОРОВИЧ (горячо). Найти! Во что бы то ни стало найти. Перед Вилькой извиниться, перед ней, поселить в лучшей комнате…

НИНЕЛЬ. Где же такая есть?

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А есть! Еще неизвестно, кому сейчас кооператив нужнее.

НИНЕЛЬ. Ого!

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Да! Да! Это единственный выход. И никто ничего не скажет. Больше того, это будет иметь положительный резонанс среди общественности.

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Да что ты мелешь? Да какое нам дело до общественности? Чего я о ней должна думать? Когда у меня сын в беду попал… Дурак такой… И его надо выручать. Не боясь никаких неприятностей. Чего их бояться? Они уже есть! Они уже тут. Мы сами сплошная неприятность. Монстры, а не люди.

ИВАН ФЕДОРОВИЧ (возмущенно). Я так не считаю.

НИНЕЛЬ. Зря, папочка.

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Вот видишь! А ты еще чего-то боишься. Чего, отец, чего? Ты уже все имеешь! Полный набор неприятностей. В хорошей упаковке!

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Зинаида! Перестань! Все еще можно поправить. И как, я уже сказал.

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (убежденно, страстно). Что поправить? Что изменить? Ничего нельзя изменить. Разве ты сделаешь так, чтоб Вилька не снимал с себя последние штаны и не отдавал их по первой просьбе? Это же на всю жизнь крест.

ИВАН ФЕДОРОВИЧ (неуверенно). В конце концов, это благородно…

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Голая задница?

БАБУШКА. Как тебе не стыдно, а потом Наталье за грубость лаешь…

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Не затыкайте мне рот. Так ты способен изменить сына? А дочерей? Ты способен что-то объяснить этой учительнице? (Кивает на Нинель.)

НИНЕЛЬ. Что, мамуля?

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Все! Что нельзя спать до полудня, что мужа надо любить, что жить нельзя, если сама себе противна…

Без стука, без звонка входит Евгений. Голова у него перевязана. Лицо все в пластырях. Видно, что ему не очень по себе и больно, но он держится, будто ничего не произошло.

ЕВГЕНИЙ. Заседание малого Совнаркома? Вечерние беседы москвичей? Клуб веселых и находчивых? Отвечаю вам с ходу: жить можно всегда.

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Женя! Ради Бога. Ты прямо как снег на голову.

БАБУШКА (крестится). Слава тебе, Господи!

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Это хорошо, что уже бодр и на ногах, хорошо… Мы в войну после ранений…

НИНЕЛЬ (все время очень настороженно смотрит на мужа). Папаш, не кощунствуй! Женя не Мересьев.

ИВАН ФЕДОРОВИЧ (смущенно). Нет, но он молодцом, молодцом…

ЕВГЕНИЙ. Милые родственники! Спасибо за внимание. Я, собственно, пришел, чтобы уйти.

НИНЕЛЬ. То-то я жду, какой фокус ты нам приготовил. Значит, пришел за вещичками? Забавный фарс!

ЕВГЕНИЙ. Естественно, Нинель Ивановна! Что ж еще? На трагедию мы не тянем. Чувства-с не те-с.

ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Как же так? Мы же просили тебя, чтоб все по-хорошему. Вилька, конечно, виноват.

ЕВГЕНИЙ. Зачем же еще поминать благородного Вильку? Он тут ни при чем…

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. При чем, ни при чем… Мы, Женя, все понимаем… Не чурбаны какие. Тебе, понятно, и идти сюда сейчас не хочется. Но это твой дом (запальчиво), не меньше, чем Вильки. Я так понимаю. И он, подлец, виноват… Это я, его отец, тебе говорю…

ЕВГЕНИЙ (горячо, искренне). Да нет же, родичи, нет! Ну что мы, как в бухгалтерии, стучим костяшками – виноват, не виноват… Я ж вам не про то… Я про другое… Я, темный человек, только сегодня, может быть, понял, что Вилька – не цирк. И не по проволоке он хочет идти, а элементарно своими ногами и по земле…

НИНЕЛЬ. Афоризмы и максимы…

ЕВГЕНИЙ. Нет, дорогая, это ценные наблюдения побитой собаки. Все на самом деле так просто. Человек хочет жить по собственным достоинствам. Не ниже. А для этого ему надо как минимум совершать поступки. Иначе как же узнать, что он вообще живет? Вилька бил меня за слова. А ведь я, в конце концов, тоже могу что-то там… Ну, вот хотя бы взять и уйти… Потому что, Нинель Ивановна, вы же не театр драмы и комедии, не мираж. Вы тоже, увы, на самом деле. Вас даже руками можно потрогать. (Тянется к ней, даже чуть виновато.)

НИНЕЛЬ (брезгливо). Уйди, ради Христа!

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Никуда мы тебя не пустим. Вилька извинится. И дело закроется. Что ж мы, родные люди, друг друга не поймем, что ли?

НИНЕЛЬ. Я ведь тебя не держу. Катись! Но лучше это сделать чуть позже. (Иронично.) Неужели ты сам не видишь, что уходить с побитой физиономией неэлегантно?

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Зачем уходить? Что за чепуху вы городите оба? Тоже нашли разлучника Вильку.

НИНЕЛЬ. Мог бы, в конце концов, посчитаться с ситуацией.

ЕВГЕНИЙ (вдруг догадавшись). Ну, я все-таки кретин! Вы боитесь, что, если я уйду, Вильке будет хуже? Но это же чушь! Он же бил меня правильно. Я сказал это симпатичному милиционеру… Но он, правда, очень строг. Все старался выяснить (смеется), чем это вы подкупили меня…

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вот чего я больше всего боялся.

ЕВГЕНИЙ. А чего бояться? Я стал гневно биться в бинтах, и он сразу стал деликатнее. Но в институт обещал сходить. Он оказался психологом. Все корни ищет…

ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Очень плохо. Надо было тебе его отговорить.

ЕВГЕНИЙ. Вы что? Я, наоборот, его туда направил. Пусть посмеются над ретивым. Я ж повторяю, Вилька бил правильно. И я могу повторить это всюду. Надо – и в институте. Хоть сейчас пойду к директору и разобъясню ему…