– Погодь, старый. – из-за телеги вышла женщина лет пятидесяти на вид, в платье чуть ниже колен, и платком поверх головы, через который угадывались темные волосы с изрядной сединой.

– Ты, магик, извини его. Такие как ты обычно только смеяться горазды, а помощи никакой. Да и заносчивы слишком. Уж извини за откровение.

– Да, нормально все. – махнул я рукой.

– Так, о чем ты толковал тут со старым?

– А может не здесь? А в более удобном месте?

– А где? Лицедеи в своих кибитках большую часть времени проводят. Только к зиме в свои хибарки возвращаются. Чем тебе тут не нравится.

– Уши чужие мне не нравятся. – сказал я, заметив, как прислушивается к нашему разговору давешний дядька.

– Ну, тогда поехали в наш дом, коли не побрезгуешь.

– Поехали, чего уж там!

В общежитие я возвращался поздно вечером. Благо по той дороге, что шел, расхаживали патрули стражи, и я добрался без проблем. Все же главная улица. С семьей лицедеев я все же успел договорится. Пришлось, правда, потрудится, чтоб убедить их принять мое предложение, потом еще смотаться к местному юристу и оформить магический договор, за который отдал двадцать медяков, разменяв тем самым свой серебряный.

Договорились же мы о следующем, я им предоставлю пару пьес, также внесу в общее дело с десяток серебряных на грим, костюмы и сооружение помоста. Они же обязуются отдать половину прибыли, заработанную после показа пьес. И обмануть мы друг друга не можем, магический договор не позволит, что меня радует. Думаю, что уж Шекспировские произведения и тут придутся по вкусу, только надо их перевести на местный язык. А еще помедитировать, чтоб вспомнить. На все про все мне дается три месяца.

Академия.

В академию я вернулся поздно вечером. Столовая уже не работала, и я направился в свою комнату, в которой быстрой раздевшись, лег спать. И какого же было мое удивление, и охреневание, когда примерно в полночь под оконном пели какие-то уроды. И ладно бы пели, я бы простил, но назвать это пением невозможно. При этом они еще пытались подыгрывать себе на каком-то инструменте. На каком, понять нельзя было в принципе, так как играть, судя по всему, не умели. Слова песни особым шармом тоже не обладали. Что-то из серии: Моя любовь, тебе пою, О том, как я тебя люблю! Мы ночку проведем одну, Потом тебя уж замуж я возьму.

В общем, я не мог терпеть такое издевательство над музыкой и над благородным искусством «съема» баб через серенаду. Пришлось одеваться и идти вниз, правда через второй этаж, так как там как раз находился общий балкон, с которого можно было удобно миновать выход и на котором стояли так нужные мне цветы в горшках.

Два снаряда попали точно в цель, в третьего я кидать не решился, так этот гад держал, так желанный мной музыкальный инструмент. Пришлось спрыгивать с балкона и вырубить его самому. Хорошо хоть он был пьян и не сразу понял, что произошло.

Как там учил Михаил Андреевич? Все что в бою взято, то свято! Следовательно, мародерка наше все. И вот я уже минут пять после того как отобрал все ценное у «певцов» стою и наглаживаю гитару. Как же я соскучился по этому инструменту. А эти не то, что играть не умеют, так еще не удосужились ее даже настроить и по тому я не сразу опознал что за инструмент.

Прихватив вино, которое нашел у троицы, я пошел на другую сторону общежития, так как именно там находились женские комнаты. Эти «певцы» видимо в таком состоянии находились, что даже не поняли, что подошли к мужским комнатам. А наше общежитие имеет два входа и само по себе разделено на женскую половину и мужскую. И попасть из мужской в женскую можно, если только выйти на улицу.

Настроение было лирическим, не смотря на приобретенный инструмент и несколько бутылок вина. Отыскав взглядом наиболее удобную для меня скамейку, и так чтоб она была не очень близко к окнам женских комнат, я примостился и откупорил одну из бутылок.

– А хорошее вино у этих дебилов.

Отхлебнув еще пару раз. Я взялся за настройку гитары. Струны пришлось, какие ослаблять, а какие наоборот подтягивать, попутно прихлебывая из бутылки. И уже через минут пять, я был доволен собой. Первым делом для разминки сыграл испанскую Корриду. Пару раз сфальшивил, но это и понятно, давно не играл. Но пальцы свое дело помнят. И я, войдя во вкус, почему-то вспомнил одну песню, легендарного певца и композитора. Как он там пел?

Начал я с проигрыша, ведь он в этой песне очень важен и я бы сказал, очень знаменит. А потом меня что-то заставило запеть. И после первой строки я немного даже струхнул, так как пел не своим голосом, а голосом того певца, но останавливаться не стал: Что если станешь одинокой, И будет некому обнять? Ты убежишь, надолго спрячешься. Ты хочешь гордость показать. Когда настало время припева, я даже был рад этому голосу: Лейла, я пред тобою ниц. Лейла, молю тебя, очнись. Лейла, детка, успокой мою печаль.

Песню я спел всю, и честно был горд собой, ни разу не сфальшивил, спел тоже на ура. Правда, немного боялся, с чего вдруг мой голос изменился, но решил пока не заморачиваться, ни чего же страшного не произошло? Да и может тут влияние кучи факторов быть? Может! Так, что разбираться я буду потом. А сейчас, у меня есть гитара и вино!

Вспомнилась столица, родной город и я играл и пел стихи незабвенного Есенина, вспомнилась золотая пора – я пел ДДТ. Потом просто играл знаменитые хиты бывшей родины и мира. В какой-то момент я услышал крик с просьбой спеть веселое. А мне что? Мне не жалко. Во французской стороне, на чужой планете! …

Песня далась легко и непринужденно. И вроде даже хлопали, или мне показалось? А хотя какая разница? Потом просили еще веселого, а мне то что? Мне не жалко. Пел студенческий гимн или частушки, кому как нравится. Там главное припев правильно изобразить, подхрюкивать, так сказать. Когда идём мы в баню Мы грязны как скоты И грязными руками Мы чешем животы И кое-что ещё Чего чесать не надо И кое-что ещё О чём сказать нельзя А-а-пумба, А тили-тили-динь А-а-пумба, А тили-тили-динь А-а-пумба, А тили-тили-дили-да!

Раздался смех и попытки подпевать. Народ веселился. Но самое интересно, никто не подходил и не настаивал. Я спел с десяток песен пока рядом не раздался знакомый голос, с просьбой спеть ту, самую первую песню. Ну, раз дама просит, то нужно спеть, тем более, если это такая дама. После песни, я просто взял и протянул бутылку вина себе за спину, услышав через мгновенье как «незнакомка» пьет из горла.

Дальше концерт прекратился, так как я оказался дома у одной очень соскучившейся по ласке женщине. Ночь была бурная, что уж говорить Лайа была опытной и мудрой женщиной, там, где мои ровесницы взяли бы напористостью, она брала умением. Она была послушной в моих руках, она говорила, как ей лучше, и мне не приходилось гадать, как доставить удовольствие.

А утром не выспавшийся, пьяненький, отхлебывая рассола из винной бутылки, я плелся по коридорам академии в сторону учебного класса, когда меня встретила четверка идиотов.