– Видел на кладбище Алену? – спросил он Артема.

Тот покачал головой. Потом спросил:

– Так между вами все-таки что-то было?

– Не городи чушь.

Максим решительно отвинтил крышку и отхлебнул жгучий напиток из горлышка, протянул Артему. Тот слегка замешкался, но тоже отхлебнул и сразу закашлялся, аж слезы выступили на глазах. Но затем, поймав насмешливый взгляд Максима, тряхнул головой и уже увереннее припал к бутылке. Правда, потом передернулся.

– И как давно ты употребляешь? – с ухмылкой спросил брата Максим.

– Что? Алкоголь? Сегодня впервые, – признался Артем.

– О, ну тогда с инициацией тебя, мелкий.

– Я не мелкий, – заявил он с вызовом.

Но Максим на это только рассмеялся.

– Угу, совершеннолетний, помню-помню.

Артем подбоченился, давая понять, что так оно и есть. Снова потянулся к виски, залихватски хлебнул, фыркнул, утер губы тыльной стороной кисти.

– Ну ты, совершеннолетний, коней-то так не гони. Поумереннее давай. Блин, надо было что-нибудь из закуски прихватить, – озабоченно глядя на него, произнес Максим. – А то тебя сейчас совсем развезет.

– Я в порядке!

– Ну раз ты настаиваешь, то конечно. К слову об инициации, секс-то хоть у тебя уже был? – с насмешкой спросил Максим, а увидев, что вместо ответа брат густо покраснел, снова рассмеялся.

– Ясно все с тобой. Лучше б чпокнул девочку какую. Поверь, это приятнее, чем бухать.

Артем вспыхнул, хотел что-то возразить, но тут к ним подбежал пес. Косматый, с голодными глазами и желтой клипсой на ухе. Максим тут же протянул ему ладонь, дал понюхать, потрепал загривок.

– Прости, дружище, угостить тебя нечем.

Артем, глядя на эти нежности, вдруг разозлился, снова приложился к бутылке.

– Хорош, мелкий! Ты уже и так нахлестался.

– Я не мелкий, – процедил он. – И что ты вечно командуешь? Думаешь, самый умный? Самый крутой? Все знаешь, все можешь, да? Все тебе можно?

Максим внимательно взглянул на брата.

– Дай сюда вискарик. Тебе уже хватит.

– Я сам могу решить, когда и что мне хватит! – запальчиво, срываясь на фальцет, прикрикнул Артем. Потом вдруг захихикал.

– Вот же блин… Отдохнул, называется, – буркнул под нос Максим. – Поехали домой, короче.

Но Артем расходился все сильнее, сотрясаясь от смеха, который больше напоминал не то свист, не то шипение.

Максим с досадой глядел на истерику брата, гадая, то ли ждать, пока тот успокоится сам, то ли вызвать такси, сгрести это тело в охапку и уволочь силой. Но тут смех внезапно оборвался. Артем взглянул на него мутным взором, криво, самодовольно улыбнулся и вдруг выдал:

– Ты ведь и впрямь считаешь себя таким крутым… А ничего-то ты не знаешь. А я развел тебя, как последнего лошка. Ты думал, что твой брат – рохля, дурачок, мямля, да? Так ты меня называл всегда? Думал, я ничего не могу? А лох-то ты. Я все устроил, а ты повелся, наивный.

Максим поморщился: очевидно, ждать, пока младший хоть малость протрезвеет, придется долго. Он достал телефон, вызвал такси. «Хоть бы только не наблевал там», – подумал, глядя на него с сомнением.

– Что? – продолжал выступать Артем. – Что смотришь? Не веришь? Это ведь я подставил эту дуру. Я вас всех стравил.

– Темыч, твой бред меня уже утомил. Помолчи лучше, а?

– Бред? – снова хихикнул Артем. – Так вот это я рассказал Шилову вашему, что ты отцу не родной. Я! И как все красиво сделал! Чтобы тот подумал на нее. И чтоб ты подумал на нее. Чтоб вы все подумали на нее. И вы все повелись. А я наблюдал со стороны за вашей возней. Так-то.

– Ты что несешь? – глухо спросил Максим.

Внутри вдруг образовалась пустота, мертвая и холодная. Сердце же, наоборот, начало стремительно набирать обороты.

– Что? Съел? Видел бы ты сейчас свое лицо! – прыснул Артем. – Кстати, и из дома тоже я ее выставил. Да! То есть сделал так, чтобы она сама ушла. Просто рассказал ей правду про отца, и все. На другой день она уже умчалась.

Максим стиснул челюсти. Кровь гулко стучала в висках, затылок ломило.

– Ну что, Макс, ловко я вас всех, а? Думал, что ты у нас главный, да? А это я! Дергал за ниточки, и вы все все делали так, как хотел я…

Последнее «я» прозвучало смазанно. Максим ударил брата в лицо, в пьяное, хихикающее лицо, ставшее вдруг чужим и неприятным. Невыносимо было слушать все это. Хотелось, чтобы он немедленно замолчал. Артем захлебнулся вздохом и, закатив глаза, мешком повалился в траву. Максим разжал кулак. Грудь его все еще часто вздымалась, дыхание вырывалось с шумом, в висках пульсировало.

Завибрировал телефон, оповестив, что такси на месте, ждет. Максим брезгливо посмотрел на брата. Потом закинул его на плечо и понес к дороге.

Максим не без труда доволок упирающегося Артема через двор в дом. Там скинул его, бесчувственного, на банкетку в холле. Вера тут же подскочила, заохала:

– Господи! Что с мальчиком?! Максим?

Артем дернулся и скатился с банкетки на пол, промычав что-то нечленораздельное.

Максим поднялся к себе, не отвечая. Не было ни сил, ни желания разговаривать, а уж тем более объяснять, «что с мальчиком».

Признание Артема его оглушило. Наверное, даже болезнь и смерть деда не потрясли его так сильно, как эти откровения. В голове до сих пор звучали голос брата, его бахвальство и пьяные смешки. Чудовищные слова свербели в мозгу, причиняя физическую боль. Никак не верилось, что его младший брат, этот правильный и прилежный тихоня, который и воды не замутит, способен на такие гнусные вещи.

И тем не менее он не врал. Максим как-то сразу и совершенно отчетливо это понял. Даже скорее почувствовал – так оно и есть. Оставаясь в тени, неприметным, Артем и впрямь разыграл такую интермедию, что Борджиа аплодировали бы стоя. И ведь впрямь все они, точно безвольные дзанни, сыграли с его подачи все, как он и задумал. Но главный дурак, конечно, он сам, Максим. Сразу и безоговорочно обвинил Алену. Не задумался ни на миг, что это может быть и не она. Не спросил, не поговорил, не дал ей ни малейшего шанса объясниться. Просто осудил и… Максиму стало вдруг дурно так, что прошиб холодный пот и к горлу подкатила тошнота.

Ослепляющими вспышками перед мысленным взором возникали фрагменты один ужаснее другого: с какой злобой он бросал ей в лицо оскорбление при всех, как всем классом травили ее с его посыла, как намеренно причинял ей боль, как все потешались над ее доверчивостью, наблюдая за «гонкой» Мансурова и Шилова. И он наблюдал вместе со всеми, молча, безучастно, хоть и понимал, как все это отвратно. А ведь с самого начала было достаточно всего лишь одного его слова, чтобы ее приняли нормально. Да даже потом, когда Шилов вывалил на него перед тем, как эти двое поспорили на нее… Он ведь мог сдержаться. Дома бы ей все высказал, и, глядишь, разобрались бы. Но нет, он всем показал, как она ему противна. Он, и только он запустил эту волну. Сознательно сделал ее жизнь невыносимой, унизил, как только мог, и другим позволял ее унижать. И не важно, знал он или не знал, что она не виновата. Он повел себя как конченый идиот. Только от его дурости пострадала она. Так что Артем, конечно, сука еще та, но и он не лучше.