— Ещё раз: сколько, ты говорил, это стоит?

— Восемьдесят, наликом.

Парень энергично жевал резинку: до Саймона долетало чавканье. Среди ненавистных ему привычек эта занимала особое место.

— А вещь-то не палёная? — допытывался Саймон. — Не фуфло какое-нибудь?

— Прямо со склада, — заверил парень, переступая с ноги на ногу и поводя плечами, — новьё, в заводской упаковке.

— Тогда замётано, — сказал Саймон. — В среду привози.

— Куда — сюда, что ли? — Парень закатил глаза. — Не проканает. Вы где живёте?

— В Пэгфорде, — ответил Саймон.

— А конкретно?

Нежелание Саймона указывать свой адрес граничило с суеверием. Он не просто не любил гостей — посягателей на его частную жизнь и потенциальных грабителей, но рассматривал Хиллтоп-Хаус как неосквернённую, незапятнанную святыню, столь отличную от Ярвила и шумной, выматывающей типографии.

— После работы заберу, — сказал Саймон, игнорируя вопрос. — Где это у тебя?

Парень недовольно нахмурился. Саймон пронзил его взглядом.

— Бабло вперёд, — не сдавался водитель погрузчика.

— Бабло получишь, когда товар у меня будет.

— Не, не прокатит.

Саймону казалось, что у него начинается головная боль. Он не мог избавиться от ужасной мысли, посеянной его бестолковой женой, что у человека в башке может годами тикать крошечная тайная бомба. Определённо, постоянный грохот и шум типографского станка здоровья не прибавляли. А вдруг эта нескончаемая канонада год за годом истончает ему стенки артерий?

— Ладно, — буркнул Саймон, приподнявшись в кресле, чтобы достать из заднего кармана бумажник.

Парень подошёл к столу и протянул руку.

— Вы, как я понимаю, рядом с гольф-клубом живёте? — спросил он, пока Саймон, не выпуская деньги из рук, отсчитывал десятки. — Вчера там кореш мой был — видел, как мужик концы отдал, прямо на парковке. Просто, к гребеням, облевался, брык — и откинулся.

— Да, слыхал, — сказал Саймон, разглаживая последнюю из банкнот, чтобы убедиться, не прилипла ли к ней другая.

— Он в совете такими делами ворочал, покойник этот. Откаты брал. Грейз ему отстёгивал за каждый подряд.

— Ну-ну, — бросил Саймон, хотя был страшно заинтригован.

«Барри Фейрбразер? Кто бы мог подумать!»

— Короче, будем на связи, — сказал парень, запихнув восемьдесят фунтов в задний карман. — Вместе поедем и заберём — в среду.

Дверь офиса закрылась. Саймон настолько изумился оборотистости Барри Фейрбразера, что мигом забыл о головной боли. Барри Фейрбразер, всегда такой деловитый, открытый, весёлый, всеобщий любимец, — и получал откаты от Грейза.

Однако это известие не поразило Саймона, как поразило бы любого, кто знал Барри; оно нисколько не принизило Барри в его глазах, напротив, он зауважал усопшего. У кого есть мозги, тот и хапает — ему ли не знать. Невидящим взглядом он вперился в экранную таблицу, перестав слышать лязг печатного цеха за стеклянной дверью.

Люди семейные вкалывают с девяти до пяти, но Саймон знал и другие, более удобные пути: жизнь, полная всяческих благ, висела у него над головой, как набитая до отказа пиньята[4], которую он мог бы распороть одним ударом, будь у него длинная пика и удобная возможность. Саймон жил в детской уверенности, что весь остальной мир служит лишь декорацией к его спектаклю, что его хранит судьба, разбрасывающая кругом подсказки и знаки, и что один такой знак предназначен специально для него — это ему подмигнули небеса.

Правда, в прошлом такие подсказки пару раз выходили ему боком. Много лет назад, ещё занимавший скромную должность подмастерья, но уже обременённый ипотечным займом, который, в сущности, был ему не по карману, и недавно забеременевшей женой, Саймон поставил сто фунтов на приглянувшегося жеребца по имени Рутиз Бэби на скачках «Гранднэшнл», а тот пришёл предпоследним. Вскоре после покупки Хиллтоп-Хауса Саймон вложил тысячу двести фунтов, на которые Рут надеялась купить гардины и ковры, в таймшеры, которыми занимался один знакомый жох из Ярвила. Инвестиция Саймона испарилась вместе с директором фирмы, и хотя Саймон бесился, ругался и даже наподдал младшему сыну (чтобы не путался под ногами), да так, что тот пересчитал половину ступенек, в полицию он заявлять не стал. Он знал о некоторых нестандартных методах в работе фирмы ещё до того, как вложил туда деньги, а потому опасался лишних вопросов.

Но подобные бедствия компенсировались проблесками удачи, хитрыми уловками, верными предчувствиями, и Саймон придавал им большой вес при подведении баланса; именно благодаря им он по-прежнему верил своим звёздам, которые поддерживали его убеждение, что судьба уготовила ему нечто большее, чем ишачить за гроши до пенсии, а то и до смерти. Рука руку моет, не подмажешь — не поедешь, хочешь жить — умей вертеться; никто этому не чужд, в том числе, как выясняется, и коротышка Барри Фейрбразер.

Там, в своей убогой конторе, Саймон Прайс впервые алчно разглядывал образовавшуюся брешь в стане градоначальников, где наличные деньги теперь капали в пустое кресло — только карман подставляй.

Нарушение частных владений

12.43 В отношении нарушителей (которые, в принципе, обязаны уважать границы частных владений и права занимающих недвижимость лиц)…

Чарльз Арнольд-Бейкер

Организация работы местного совета

7-е изд.

При весьма скромных масштабах Пэгфордский местный совет славился своей боевитостью. На ежемесячных заседаниях, проходивших в элегантном викторианском зале приходских собраний, он десятилетиями последовательно и успешно ставил заслоны всем попыткам урезать его бюджет, забрать у него некоторые полномочия, а то и объединить его с какой-нибудь новоявленной унитарной структурой. Из всех местных органов самоуправления, подотчётных Ярвилскому областному совету, пэгфордский более других по праву гордился своей принципиальной, активной и независимой позицией.

До вечера воскресенья в его составе было шестнадцать местных жителей. Поскольку в глазах пэгфордского электората желание баллотироваться в совет уже подразумевало необходимую компетентность, все шестнадцать советников были избраны на безальтернативной основе.

Однако внутри этого мирно избранного органа постоянно шла гражданская война. Спорная проблема, которая на протяжении шестидесяти с лишним лет вызывала бурю гнева и возмущения, достигла своего апогея, и совет раскололся на две фракции, возглавляемые харизматическими лидерами.