— Миссис Бимон, будьте любезны принести мне дело Джеффри Харпера Рейнса. Десяти лет.

— Да, сэр.

— По-моему, вы видели его личное дело? — спросил отец Данн.

— Да, видела, — ответила сестра Мириам.

— Значит, вы знакомы с обстоятельствами его жизни?

— С обстоятельствами — да, но мне абсолютно не понятны его желания и стремления.

— Что ж, — продолжал отец Данн, — вы, возможно, знакомы с моей теорией «младенческого стресса». Знакомы?

— Не совсем. По-моему, я краем уха слышала, как вы с отцом Робсоном беседовали на эту тему.

— Ну, тогда, — сказал отец Данн, — послушайте. Младенец — самое нежное и чувствительное из всех творений Господа. Едва родившись, ребенок уже тянет ручки, чтобы касаниями исследовать новую среду обитания. И реагирует на эту среду; а она в определенной степени формирует его. Младенцы, да и вообще все дети независимо от возраста, необычайно восприимчивы к проявлению различных чувств, переживаний, страстей. — Он многозначительно воздел палец. — И особенно к ненависти. Ребенок способен до конца жизни носить в себе пагубные, разрушительные страсти, пограничные с насилием эмоции. У мальчика, о котором идет речь, жизнь складывалась… сложно. Насилие, учиненное над его матерью, заронило в ее душу малую искру ненависти, которая, беспрепятственно разгораясь, привела к убийству отца Джеффри. Мать мальчика убила мужа на глазах у ребенка. Я полагаю, что именно здесь корень той ненависти, а может быть, страдания, которое носит в себе Джеффри. Сцена жестокого насилия произвела на мальчика сильнейшее впечатление и до сих пор жива где-то на самом дне его памяти…

Вошла миссис Бимон и положила на стол отца Данна желтую папку, помеченную «Рейнс, Джеффри Харпер». Отец Данн поблагодарил и принялся молча листать страницы.

— Возможно, Джеффри не помнит подробностей той ночи… по крайней мере, не сознает этого. Но на уровне подсознания он помнит каждое грубое слово, каждый жестокий удар. — Он на мгновение отвлекся от изучения бумаг, желая удостовериться, что собеседница внимательно его слушает. — Вдобавок, сестра Мириам, нам приходится считаться с психологией осиротевшего ребенка. Здесь у нас — сироты от рождения, никому не нужные дети, трудные дети. Они не просили их рожать. Они считают себя ошибкой, следствием того, что кто-то забыл принять противозачаточные таблетки. Нам удается — очень медленно, ценой неимоверных усилий, с ничтожной отдачей — пробиться к некоторым из них. Но этот Рейнс… он пока еще не впустил нас к себе в душу.

— Он пугает меня, — сказала сестра Мириам.

Отец Данн хмыкнул и вновь погрузился в изучение желтой папки.

— Он здесь четыре месяца. Его перевели к нам из школы Святого Франциска в Трентоне. Туда он попал из нью-йоркского приюта Богоматери, успев перед тем побывать в приюте Святого Винсента для мальчиков, тоже в Нью-Йорке. Его несколько раз усыновляли, но по тем или иным причинам он не приживался. Все приемные родители отмечали его нежелание общаться, неуступчивость… — отец Данн взглянул на сестру Мириам, — грубость и дурные привычки, непокорность родительской власти. И еще одно: он упорно отказывается откликаться на христианские имена. — Священник поднял голову и посмотрел на монахиню. — Что скажете?

— Сейчас он отказывается откликаться даже на свое настоящее имя. Он называет себя Ваалом, и я слышала, как кое-кто из ребят так его называл.

— Да, — проговорил отец Данн, поворачиваясь вместе с креслом к распахнутому окну, чтобы посмотреть на детей, играющих во дворе. — Да. И, насколько я понял, он отказывается ходить на службы в часовню. Это так?

— Да, сэр. Именно так. Он отказывается даже входить в часовню. Мы лишили его возможности смотреть фильмы, играть на площадке с другими детьми, чего только не пробовали, и все зря. Отец Робсон посоветовал восстановить все его права и больше не тратить на это силы.

— Мне кажется, это самое лучшее, — заметил отец Данн. — Очень и очень странно… А что, его отец был человеком верующим?

Сестра Мириам покачала головой, и отец Данн сказал:

— Что ж, я тоже не знаю. Мне известно только то, что содержится в этой папке. Он, кажется, мало общается с другими детьми?

— По-моему, есть несколько таких, кто пользуется его доверием, но все они похожи на него, такие же молчаливые и подозрительные. И все же, несмотря на всю свою непокорность, он прекрасно учится. Он много читает, особенно по истории и географии, и жизнеописания. Могу также отметить его нездоровый интерес к личности Гитлера. Однажды в библиотеке я услышала, как он скрипел зубами. Он читал тогда статью о газовых печах Дахау в старом номере «Лайф» и захлопнул журнал, когда заметил, что я наблюдаю за ним.

Отец Данн хмыкнул.

— Подозреваю, что он куда умнее, чем хочет казаться.

— Сэр?

Священник постучал по раскрытой перед ним странице.

— Судя по результатам стандартных тестов, у него феноменальные способности, и все же отец Робсон, проводивший тестирование, считает, что Джеффри поскромничал. Ему кажется, что на некоторые вопросы мальчик намеренно ответил неверно. Вы можете мне это объяснить?

— Нет, сэр.

— И я не могу, — сознался отец Данн и пробормотал что-то себе под нос.

— Сэр? — переспросила сестра Мириам, наклонившись к нему.

— Ваал… Ваал, — негромко повторил священник. Потом, словно ему в голову пришла неожиданная мысль, снова повернулся к ней. — Он играет с нами, сестра Мириам. И, смею вас уверить, подсознательно хочет прекратить эту игру. Отец Робсон — хорошо разбирается в таких… сложных случаях. Я попрошу его поговорить с Джеффри. Однако, сестра Мириам, мы тоже не должны опускать руки. Ради самого мальчика нам нужно проявить столько терпения и силы… — он помолчал, стараясь сформулировать поточнее, — сколько должно. Договорились? — Он вопросительно взглянул на сестру Мириам.

— Да, сэр, — ответила она. — Надеюсь, отцу Робсону удастся понять его лучше, чем мне.

— В таком случае, решено. Я попрошу его при первой же возможности поговорить с мальчиком. Всего доброго, сестра Мириам.

— Всего доброго, отец Данн, — ответила она, вежливо наклонив голову, и встала.

Когда дверь за сестрой Мириам закрылась, отец Данн еще мгновение молча смотрел в окно во двор, где бестолково, точно ослепшие от осеннего солнца неопрятные летучие мыши, носились дети. Он потянулся к ящику стола, где лежала коробка с сигарами, но передумал: нет, до вечера — никаких сигар. Предписание врача. Вместо этого он взял с полки за письменным столом книгу о расстройствах психики у детей младшего школьного возраста. Но, пока его взгляд считывал сухую логическую информацию, его память вела поединок с именем Ваал.

Повелитель демонов.

Отец Данн закрыл книгу и снова поглядел в окно. Какие загадочные существа дети, сказал он себе. Живут собственной тайной жизнью и захлопывают двери перед всяким, кто пытается войти; дети очень ревниво относятся к своей загадочной личности и с наступлением ночи совершенно преображаются. Преображаются так, что порой даже родные не могут их узнать.