Думая о древних майя, Леви испытывал чувство благоговейного трепета. К востоку от Главной площади джунгли поглотили прекрасные мощеные дороги, по которым когда-то торговцы приходили на шумную рыночную площадь. Время не пощадило пирамидальные храмы могучего города, которые тогда блестели яркой розовой отделкой, и сейчас на их стенах обнажился грязный песчаник, местами покрытый влажным темным лишайником. Леви содрогнулся. Внезапное падение цивилизации майя воплощало в себе всю уязвимость и смертность человечества. Он повернулся к Пирамиде IV и, вынув из кармана компас, засек направление на нее, а затем то же самое проделал с вершиной Пирамиды Затерянного Мира.

В это время далеко внизу фон Хайссен настраивал свой бинокль. Он стоял в тени двора для игры в мяч и видел, как профессор Вайцман поднес компас к своим глазам.

Это также видел и Роберто Арана, шаман с берегов озера Атитлан. Он был невысоким и коренастым, а из-за обветренного и обожженного на солнце лица выглядел старше своих лет. Чувствуя себя в джунглях гораздо уютнее, чем фон Хайссен и Вайцман, Роберто следил за ними обоими со своего наблюдательного пункта в тропическом лесу позади Пирамиды II.

Леви ждал, пока перламутровый диск компаса успокоится. Когда тот остановился, сердце Леви забилось учащенно. Его эксперимент, проведенный еще в Вене, предсказал, что призма на верхушке статуэтки должна отклонить лучи восходящего солнца, направив их точно под этим самым азимутом, прямо к вершине Пирамиды IV. Находится ли вторая статуэтка где-то в глубинах частично обследованной Пирамиды IV? И где искать третью фигурку?

Леви спрятал свой потертый компас обратно в висевший на поясе чехол и начал спускаться по крутым ступенькам из потемневшего известняка на восточную грань Пирамиды I. Мысли его вернулись к Рамоне, Ариэлю и Ребекке. Он знал, что дела в Вене идут хуже некуда. Гитлер угрожал им больше, чем когда-либо, и коричневорубашечники из Австрийской нацистской партии прочно взяли улицы города под свой контроль.

Фон Хайссен опустил свой бинокль и принялся ждать.

Вена

Ариэль Вайцман начал подниматься по ступенькам в сторону Юденгассе, едва сдерживая слезы. Ребекка уже плакала, и Ариэль держал ее за руку, твердо решив защищать сестру. Унижение со стороны их нового учителя было сокрушительным.

— Эй вы! Вайцман с сестрой! Jude Kinder![20]— заорал господин Швайцер, как только прозвенел звонок о начале занятий. Швайцер был худым лысеющим мужчиной с тоненькими усиками.

— Немытые, вонючие Jude Kinder! Вам еще повезло, что вас вообще впустили в этот класс. С этого дня вы всегда будете сидеть на последней парте. Мир станет лучше без таких, как вы, и мы не хотим о вас испачкаться!

Смех эхом отозвался в стенах старой Hauptschule,[21]и Ариэль огляделся по сторонам. Даже его друзья сейчас смеялись над ним. Они с Ребеккой прошли в конец класса и сели. Слов не было, они словно онемели. Чем они заслужили это?

Господин Швайцер, старший вице-председатель регионального отделения запрещенной в Австрии нацистской партии, обратился к своим новым подопечным.

— Всех вас ждут некоторые перемены, направленные на благо Австрии и великой Deutschland.[22]Сегодня утром темой нашего занятия будет Версальский договор. Может мне кто-нибудь из вас сказать, что это такое и почему Германия не должна была его подписывать?

* * *

Вцепившись в руку брата, Ребекка тащила свой ранец вверх по ступенькам лестницы, ведущей от Дунайского канала к Юденгассе; ее светлые кудри растрепались, и из-за выступивших на глазах слез она плохо видела, куда ступают ее ноги.

Они уже почти поднялись наверх, когда Ариэль вдруг увидел собравшуюся толпу. Внезапно какой-то незнакомый человек схватил его за ухо. Это был большой тучный мужчина в бриджах, с раскрасневшимся лицом. На голове у него была фетровая шляпа с большим пером. Казалось, что его пальто на несколько размеров меньше, чем нужно, а на рукаве его красовалась повязка со свастикой.

— Что вы здесь делаете? — требовательно спросил он.

— Отпустите меня! Мы здесь живем! — ответил Ариэль, стараясь закрыть собой маленькую сестру.

— Ах вот как! Jude Kinder! Жить вы должны в сточной канаве, Jude Kinder! — взревел незнакомец, обращаясь к шумящей толпе.

Хотя эти слова Ариэль сегодня уже слышал не впервые, они прозвучали для него не менее ядовито. Он заметил господина Либермана с женой; у них был магазин ковров через несколько домов от бутика их матери, но сейчас они чистили ступеньки своего заведения зубными щетками. Господин Либерман выглядел печальным, но каким-то образом ему все равно удавалось сохранять достоинство; глядя на Ариэля и Ребекку, он незаметно покачал головой, показывая им, чтобы они не сопротивлялись.

Незнакомец сунул в руку Ариэлю банку с краской и кисточку.

— Schreiben Sie hier: Jude, verrecke![23]

Он схватил Ариэля за шею и грубо наклонил его головой вниз, к земле. Толпа зловеще повторяла за ним эти слова.

Ребекка беспомощно молотила кулачком по руке незнакомца, которой тот держал ее за волосы.

— Sieg Heil! Jude verrecke! Sieg Heil! Jude verrecke!

Ничего не понимая и не видя сквозь слезы, Ариэль принялся писать большими черными буквами на ступеньках: «Jude verrecke! Смерть жидам!»

Когда Ариэль закончил, толпа отреагировала на это довольным ревом, а незнакомец ударил его под коленки. Ноги Ариэля подогнулись, и он упал на ступеньки. Вдогонку ему мужчина подбил ногой банку с краской, и черная жидкость выплеснулась на лицо и школьную форму Ариэля. Толпа восторженно завопила.

Ариэль вытер нос и рот, но, подняв глаза, заметил трех старших мальчиков в коричневых рубашках, которые склонились над ним. Один из них ударил его по ребрам, и он вскрикнул от резкой боли.

— На твоем месте я бы завтра в школу не пошел, жиденок, и это же касается твоей сучки-сестры. Мы будем ждать тебя.

Ариэль опять едва сдерживал слезы; еще никогда в жизни ему так не хотелось, чтобы сейчас рядом с ним был его отец. Одной рукой он обнял Ребекку, прикрывая ее, и они вместе ушли.

* * *

Гиммлер широким шагом двигался мимо красных с золотом кресел с высокими спинками и столов, расставленных через равные интервалы в Мраморном зале — впечатляющей громадной комнате в передней части новой рейхсканцелярии. Звук его шагов по мраморному полу эхом отдавался от стен, увешанных бесценными гобеленами. Этот великолепный красный мрамор был специально привезен сюда из каменоломен Унтерсберга. Канцелярия, построенная по проекту Альберта Шпеера, личного архитектора Гитлера, протянулась на несколько кварталов по Вильгельмштрассе и Фосштрассе.