Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Звучит правдоподобно.
— Да нет. Дерьмо, а не версия! — с неожиданной досадой сплюнул в сторону Путилин. Раздражённо взглянул на курительную трубку в руке, но так и не зажёг её. Наоборот, спрятал в карман, прикрытый широким матерчатым поясом.
— Почему?
— Слишком короткие промежутки между убийствами. Подростку вампира и одной жертвы было бы достаточно, чтобы утолить жажду на несколько недель. Ну, вторую можно как-то объяснить — ошибкой, азартом, желанием убрать свидетеля. Да мало ли. Но три подряд… И эти шаманские знаки… Больше похоже на какой-то ритуал…
Путилин прохаживался в задумчивости, бормоча себе под нос так тихо, что я его едва слышал. Я кашлянул, обращая на себя внимание, и он встрепенулся.
— Кхм, прошу прощения, Богдан. Я привык работать в одиночестве, поэтому порой, знаете ли, беседую сам с собой. Вы можете идти. У вас бледный вид. Вам нездоровится?
— Есть немного. Побочные эффекты от применения способностей.
— Да уж, за всё в этой жизни приходится платить. Но вы мне очень помогли, благодарю.
— Обращайтесь, если что. Занятия у меня только в первой половине дня, потом я свободен.
— Буду иметь в виду. Ваши способности и правда могут ещё пригодиться.
Сдержанно, по-восточному, поклонившись, Путилин зашагал обратно в сторону дуба.
Я даже сам до конца не понимал, почему я так ухватился за это дело. С одной стороны, любопытство было естественным — вон, сколько других студентов тоже вьётся вокруг места преступления. Однако дело не только в любопытстве. Азарт этот явно перекликался с моей прошлой жизнью, в которой я, похоже, тоже регулярно занимался расследованиями. Поиск улик, свидетелей, постепенное распутывание клубка нитей, ведущих к преступнику — всё это будоражило меня, будило знакомые, хоть и давно позабытые эмоции.
Но главное было даже не в этом. Всё же мне не давали покоя эти странные рисунки на коре. В воспоминаниях о матери Богдана тоже всплыли похожие символы. Ещё и эти шрамы на теле после воскрешения… Что-то слишком много совпадений.
Сдаётся мне, в этом деле есть ниточки, которые помогут добраться и до некоторых тайн из моего собственного прошлого. Точнее, из прошлого Богдана.
Впрочем, какая разница. Аскольд был прав — теперь это моя жизнь.
Глава 4
При ярком солнечном свете усадьба Василевских производила двойственное впечатление.
С одной стороны, она не казалась такой мрачной и запущенной, как в сумерках. Здание-то, на самом деле, большое, светлое, красивое — с колоннами, высокими витражными окнами, барельефами на фасаде. Перед крыльцом обширный газон, сейчас сплошь заросший бурьяном. Трава пробивается и сквозь плиты, которыми вымощена аллея, ведущая к крыльцу от главных ворот. За годами не стриженной живой изгородью угадываются очертания каких-то скульптур, беседок и больших мраморных вазонов, установленных во дворе. Помимо основного здания и флигеля, в котором живёт Велесов, в саду вообще много чего есть, я просто ещё не исследовал толком.
С другой стороны, обидно видеть такую красоту в запустении. Особняк-то ещё вполне крепкий, и расположен удачно, и территория довольно большая. Думаю, даже в таком состоянии он должен стоить весьма дорого. Называть конкретные суммы я пока не рискнул бы, потому что плохо ориентируюсь в местных ценах. Но, думаю, цифры должны быть пятизначные.
Впрочем, продавать дом я точно не буду, это я решил твёрдо. Всё-таки какое-никакое, а родовое имение. Да и если бы захотел — сделать это проблематично. Я и сам пока здесь на птичьих правах. Нужно закрепляться, пускать корни, обзаводиться нужными связями. В идеале — добиться, чтобы меня официально признали наследником Василевского.
Но сейчас, когда Аскольд мёртв, это задача крайне непростая. Чем больше я о ней задумывался, тем тревожнее становилось. Если кто-то достаточно влиятельный и зубастый, узнав о смерти Василевского, решит отжать этот дом — то я, по большому счёту, ничего не смогу сделать.
Шурша опавшей листвой, я прошёлся по тропинке вокруг усадьбы, разглядывая заколоченные крест-накрест двери и закрытые дощатыми щитами окна на первом этаже. Судя по состоянию досок, главное здание было законсервировано много лет. Сами стены тоже уже покрылись пятнами от влаги, кое-где даже начали обрастать мхом. Но трещин не было, стёкла в окнах тоже были целы, хотя и запылились так, что сквозь них сложно было что-то рассмотреть.
За поворотом тропинки, в окружении высоких кустов мне открылась заросшая вьюном скульптура в древнегреческом стиле. Изготовленная из цельного куска светлого мрамора изящная женская фигура поднималась, раскинув руки, из лопнувшей скорлупы яйца. Её двойной спиралью обвивали две длинные змеи, головы которых замерли, повернутые в сторону её лица. За спиной полуобнажённой женщины развернулись изящные ангельские крылья, у подножия была установлена глубокая линзовидная чаша — похоже, для небольшого фонтанчика.
— Красиво, правда?
Я встрепенулся, оборачиваясь на звук голоса.
Рада, стоящая чуть позади меня, полускрытая ветвями кустарника, виновато улыбнулась.
— Извини, Богдан, я не хотела тебя напугать.
— Да я просто… Задумался. Не слышал, как ты подошла.
Всё-таки к Аспекту Зверя, дающему обострённый слух, быстро привыкаешь. Без него будто глухой. Кстати, если уж эта способность пропадает после того, как развеешь Аспект — выходит, она чисто магическая? Так может, её можно как-то перенести и в мой базовый арсенал?
Ещё одна зарубка на память. Где только столько времени найти на все эти эксперименты…
Рада тем временем подошла ближе, тоже разглядывая статую.
— Папенька говорит, что это здесь поставили по велению старого князя, хозяина дома. И это как-то связано с родовым Даром Василевских. Только я, сколько ни гляжу — не могу понять, причем здесь целительство. Змеи какие-то, крылья…
Я и сам задумался над этим. Символика была какая-то знакомая, причем по знаниям из прошлой жизни. Вспомнились рисунки со змеёй, обивающей чашу. Это точно символ медицины. Но, кажется, и крылья где-то тоже были… Вот бывает так — догадка близка, но вьётся где-то рядом, и не успокоишься, пока не ухватишь…
— А, понял! Это же отсылка к Кадуцею.
— К кому?
— Посох такой. На навершии у него крылья, а по древку две змеи обвивают. В каких-то древнегреческих легендах был. Часто используется как символ медицины. Ну, а