Она протестовала все время, пока он нес ее к дому, правда, протестовала слабо.

— Пусти же меня наконец, — просила Кейтлин, уронив голову на грудь Мейсона.

— Нет.

— Я слишком тяжелая, чтобы тащить меня всю дорогу.

— Ты легкая, как младенец, — сообщил он. — Ты что, перестала есть?

Неделей раньше, сидя на лошади позади Кейтлин и обнимая ее за талию, Мейсон с неудовольствием отметил ее худобу. Теперь, неся Кейтлин на руках, он был поражен ее невесомостью.

На этом, однако, сходство с ребенком и заканчивалось. Девушка у него на руках была сама женственность: мягкая и нежная, несмотря на свою жуткую худобу. Кейтлин сводила мужчин с ума, даже не желая того.

Мейсон толчком распахнул незапертую дверь дома. Кейтлин попыталась встать на ноги, но он держал ее на весу, прижимая к себе.

— Ты уже можешь меня отпустить, — сказала она.

— Что за спешка?

— Ты же знаешь: я не хочу, чтобы ты меня нес.

— Уже несу.

— Все равно… Мы уже в доме. Мейсон… Мейсон, ты куда?!

— В твою спальню.

— Нет! — вырвалось у Кейтлин.

Мейсон не обратил внимания на ее вопль. Не останавливаясь, он уверенно миновал переднюю, зал, коридор. Пять лет не притупили воспоминаний, он прекрасно знал, где комната Кейтлин. Не прошло и минуты, как он уложил ее на постель.

Оглядываясь, Мейсон видел, что ничего не изменилось. Комната осталась точно такой, как он помнил: бело-розовые занавески, густо-розовый ковер, полка плюшевых зверюшек, которыми Кейтлин одаривали в детстве и с которыми она не расставалась. Кровать, покрытая чем-то пушистым и радужно-ярким. Вопиюще женственная комната, полная противоположность колючей своей хозяйке.

— Какая же Кейтлин настоящая? — внезапно спросил он.

— Не понимаю.

— Нежная и женственная или упрямая и независимая?

Их взгляды встретились.

— А как тебе кажется? — В зеленых, затененных усталостью глазах Кейтлин светилось любопытство.

— Смесь и того, и другого? — предположил Мейсон. — Я прав?

— Ты прекрасно отвечаешь на вопросы.

Сочные губы разошлись в улыбке, открыв белые зубы и кончик розового язычка. Инстинктивно Мейсон потянулся к девушке и почувствовал, как Кейтлин вздрогнула, ощутив его губы. На миг он замер, сберегая вкус ее теплого рта, пробуя влажную сладость там, где губы ее приоткрылись. Так могло бы длиться вечно.

И тут Мейсон вспомнил, зачем он здесь — в этой спальне, на этом ранчо. Он отодвинулся.

— Почему? — спросила Кейтлин.

Ее зеленые глаза теперь стали туманными, почти невидящими.

— Почему я тебя поцеловал? — Мейсон заставил себя пожать плечами. — Потому, наверное, что мне этого захотелось.

— Нет, почему перестал целовать?

Желание обожгло Мейсона. Потому что, не остановись я сейчас, я не остановился бы вообще, — так мог бы он ответить, и это было бы правдой.

— В день нашего первого свидания ты спросила, не собираюсь ли я тебя поцеловать.

— Я помню.

— Лошади шли бок о бок, и мы мечтали прижаться друг к дружке.

— Ты боялся моего отца.

— Я целовал тебя, Кейтлин.

— Я помню и это.

— Но я остановился.

Глаза Кейтлин были все еще затуманены. Губы — такие сладкие на вкус — дрожали. Мейсона захлестнула волна чувств. Однако он знал Кейтлин Маллин и приказал себе не верить, будто она изменилась, а вспомнить, что эта девчонка — маленькая притворщица, пекущаяся лишь о себе.

— Почему я остановился? — Теперь в его тоне звучала ирония. — Ответ тот же: потому что мне так захотелось.

Кейтлин была так близко, что он расслышал почти беззвучное шипение.

— Ты свинья, Мейсон! Я считала, что знаю тебя… Как же я ошибалась!

Мейсон коротко, безрадостно хохотнул.

— Возможно, мы оба ошибались. Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Готова вернуться к прерванной работе.

— Будешь дурой, если вернешься.

— Со мной все в порядке. Ну ладно, была минутная слабость, была. Но лишь минутная, Мейсон. И я хочу сегодня закончить красить ограду.

Девушка села, но Мейсон схватил ее за плечи и заставил снова лечь на подушки.

— Лежи смирно, Кейтлин. Не вздумай шевелиться, пока я не вернусь.

— Что ты здесь раскомандовался! — пробурчала Кейтлин, но было заметно, что сопротивляется она больше для проформы, а на самом деле рада, что кто-то принимает за нее решения, рада, что есть возможность передохнуть.

— Вот и слушайся, — хмыкнул Мейсон, выходя из комнаты.

Чуть позже он вернулся с влажной салфеткой в одной руке и чашкой в другой.

— Какого черта…

Кейтлин снова попыталась вскочить, когда Мейсон поднес салфетку к ее лбу.

— Лежи смирно, — велел он.

Девушка подчинилась и закрыла глаза. Теперь Мейсон мог, не таясь, рассмотреть ее: длинные ресницы касались щек, прекрасные мягкие волосы рассыпались по подушке, уголки губ изогнулись и чуть дрожали — как жаждал он снова поцеловать их! — в ложбинке на шее бился пульс, маленькие груди вздымались и опадали, и соски проступали под тонкой тканью футболки. Несмотря на изможденный вид, Кейтлин выглядела даже более притягательно, чем всегда.

— Теперь тебе получше? — спросил он.

— Да.

— Ой ли?

— Правда хорошо. — Она вздохнула.

Мейсон засмеялся.

— Если хорошо, зачем вздыхать?

— Мне подумалось, как давно никто не делал ничего такого. Не делал ничего просто для меня.

— У тебя что, нет близких?

— Откуда им взяться?

— Я не про твоих родителей, они умерли, знаю. Но неужели нет никого больше? Другой родни? Друзей? И как же Билл Оттер и его жена?

— Родни нет, кроме нескольких тетушек и дядюшек, которым нет до меня дела. Что до Билла и Элис — они живут в Остине.

— Но кто-то же должен быть, — настаивал Мейсон. — Взять хоть ту вечеринку.

Кейтлин замерла.

— Не думала, что ты помнишь вечеринки.

— Помню, — мрачно сказал он. — Полон дом гостей.

— Тебя там не было, Мейсон, откуда тебе знать? — Голос Кейтлин был ровен.

Не пора ли поговорить? Нет, решил Мейсон. У меня нет настроения терпеть ни унижения, ни покровительство.

— Короче, никто из этой компании не жаждет сейчас помочь тебе?