У входа я прошел вперед, Декстер дал на чай брюнетке в гардеробе. Одетый в ливрею официант, которого я хорошо знал, провел нас к заранее заказанному столу. В этом кабаке они попытались собезьянничать столичный стиль, и это дало комические результаты. Проходя мимо, я пожал лапу Блэки, главе оркестра. Был час коктейля, и оркестр играл что-то танцевальное. Большинство посетителей я знал в лицо. Но я привык видеть их с эстрады, и всегда очень забавно вдруг оказаться рядом с противниками, на стороне публики. Мы сели, и Декс заказал два тройных мартини.

— Ли, — сказал он мне, — я больше не хочу говорить с вами об этом, но будьте осторожней с этими девочками.

— Я всегда осторожен, — сказал я. — Не знаю, что вы имеете в виду, но, в общем, я всегда отдаю себе отчет в том, что делаю.

Он не ответил мне и через две минуты заговорил о другом. Когда он переставал говорить и действовать исподтишка, он мог изречь нечто и вправду интересное.

Мы оба неплохо нагрузились к моменту, когда вышли из клуба, и я, несмотря на протесты Декстера, сел за руль.

— Я не горю желанием, чтобы вы попортили мне портрет к субботе. Вы всегда смотрите по сторонам, когда ведете, и у меня рождается ощущение, что я умираю.

— Но вы не знаете дороги, Ли…

— Так что же! — сказал я. — Вы мне объясните.

— Это квартал, в котором вы никогда не бываете, и объяснить сложно.

— О, Декс, вы меня достали. Какая улица?

— Ну ладно, поехали на Стифенз стрит, 300.

— Это там? — спросил я, не совсем уверенно тыча указательным пальцем в направлении западной части города.

— Да. Вы знаете эту улицу?

— Я знаю все, — заверил я его. — Внимание, трогаемся.

До чего же легко было управлять этим паккардом. Декс его не любил и предпочитал кадиллак своих родителей; но по сравнению с нэшем это была сплошная прелесть.

— Мы едем на Стифенз стрит?

— Рядом, — ответил Декс.

Несмотря на количество алкоголя, которое болталось в его потрохах, держался он молотком. Словно вообще не пил. Мы заехали в центр бедного квартала. Стифенз стрит начиналась прилично, но после номера 200 шли дешевые жилые дома, а потом все более жалкие одноэтажные лачуги. У трехсотого номера квартал все еще выглядел пристойно. Перед домами стояли коегде старые машины, чуть ли не эпохи фордов «Т». Я остановил тачку Декса там, где он указал.

— Идемте, Ли, — сказал он. — Идем до конца.

Он закрыл дверцы, и мы отправились в путь. Свернув на поперечную улицу, мы прошли сотню метров. Здесь росли деревья и всюду были разрушенные ограды. Декс остановился перед двухэтажным строением, второй этаж был деревянный. Каким-то чудом решетка, ограждавшая сад, а точнее груду обломков, была в почти хорошем состоянии. Он вошел, не предупреждая. Уже почти совсем стемнело, и в закоулках роились странные тени.

— Входите, Ли, — сказал он. — Это здесь.

— Я иду за вами.

Перед домом рос шиповник — один-единственный куст, но аромата его хватало, чтобы перекрыть запахи нечистот, которые витали вокруг. Декс взобрался по двум ступенькам к входной двери, лепившейся на боковой стороне дома. На звонок нам открыла толстая негритянка. Ни слова не говоря, она повернулась к нам спиной, и Декс последовал за ней. Я закрыл за собою дверь. Они смирно сидели на диване; обе были одеты в блузки и очень короткие юбочки.

— Вот господа, которые принесли вам доллары, — сказала негритянка. — Ведите себя с ними хорошо.

Она закрыла за собой дверь, оставив нас одних. Я посмотрел на Декстера.

— Раздевайтесь, Ли, — сказал он. — Здесь очень жарко.

Он повернулся к рыжей.

— Иди, помоги мне, Джо.

— Меня зовут Полии, — сказала девочка. — Вы дадите мне доллары?

— Конечно, — сказал Декс.

Он вытащил из кармана мятую десятидолларовую купюру и дал ее малышке.

— Помоги мне расстегнуть брюки.

До этого момента я стоял, не шелохнувшись. Я смотрел, как встает рыжая. Ей, наверное, было чуть больше двенадцати. Под очень короткой юбкой видны были кругленькие ягодицы. Я знал, что Декс смотрит на меня.

— Я беру рыжую, — сказал мне он.

— Вы знаете, что за это нас могут засадить в тюрягу.

— Вас смущает цвет ее кожи? — резко бросил он мне.

Это меня и удерживало. Он по-прежнему смотрел на меня из-под пряди, падающей на глаза. Он выжидал. Думаю, цвет лица у меня не изменился. Обе малышки застыли, немного испуганные…

— Иди сюда, Полли, — сказал Декс. — Хочешь выпить стаканчик?

— Я бы не хотела, — сказала она. — Я могу и не пить — я помогу вам.

Не прошло и минуты, как он был раздет, и посадив девочку себе на колени, задрал ей юбку. Лицо его потемнело, и он шумно дышал.

— Вы не сделаете мне больно? — сказала она.

— Не мешай мне, — ответил Декс. — А то не получишь доллары.

Он сунул руку ей между колен, и девочка заплакала.

— Замолчи! — сказал он. — А то велю Анне тебя поколотить…

Он повернул голову в мою сторону. Я не двигался.

— Вас смущает цвет ее кожи? — повторил он. — Хотите мою?

— Да нет, порядок, — сказал я.

Я посмотрел на другую малышку. Она почесывала в затылке, совершенно безразличная ко всему. Она уже сформировалась.

— Иди сюда, — сказал я ей.

— Можете начинать, Ли, — сказал Декс, — они чистые. Замолчишь ты?

Полли перестала плакать и шумно втянула воздух.

— Вы слишком большой…, — сказала она. — Мне от этого больно!..

— Замолчи, — сказал Декс. — Я дам тебе еще пять долларов.

Он задыхался, как собака после бега. А потом схватил ее за бедра и задвигался на стуле.

Теперь слезы Полли лились беззвучно. Маленькая негритянка смотрела на меня.

— Разденься, — сказал я ей, — и иди сюда на диван.

Я стянул куртку и расстегнул ремень. Она легко вскрикнула, когда я вошел в нее. И была она горяча, и это был адов жар.

До наступления субботы я больше не виделся с Дексом… Я решил заехать к нему на своем нэше. Если он по-прежнему намерен ехать, я оставлю нэш в его гараже… Если же нет, поеду дальше. В тот вечер я оставил его зверски пьяным. Он, наверное, был гораздо пьянее, чем казался, и сорвался с тормозов. Малышка Полли сохранит след на левой груди, потому что этот скот задумал покусать ее, он словно взбесился. Он полагал, что доллары ее успокоят, но Анна-негритянка явилась без промедления и пригрозила, что больше его не примет. Уверен, что он явился в это местечко не впервые. Он все не хотел отпускать Полли; запах этой рыженькой ему, наверное, нравился. Анна наложила ей что-то вроде повязки и дала снотворное, но ей пришлось оставить Полли Дексу, который вылизывал все ее шрамы, издавая громкие горловые звуки. Я представлял себе, что он должен был испытывать, потому что не мог оторваться от своей черной малышки, но все-таки я старался не ранить ее; она ни разу не пожаловалась. Она лишь закрыла глаза.