изгоняет из него всю его простодушную человечность. Говорят, самый высокий, дорогой и действительно ценный надгробный памятник в истории был установлен собаке. Нет, не в Америке, как можно было бы предположить, а в Лондоне. Чтобы уяснить этот факт, достаточно показать людей в правильном собачьем свете. Вопрос в этом мире уже давно не в том, насколько человечен человек, а в том, насколько гнусно он ссобачился; там, где, по правде, нужно бы говорить о том, как человек ссобачился, по сей день говорят, насколько он человечен. И это отвратительно. Конечно, о собаке в моем доме не может быть и речи. Если бы ты хотя бы завел собаку, сказала моя сестра перед самым отъездом. Не в первый раз. Это одно из тех замечаний, что годами выводят меня из себя. Хотя бы собаку! А мне не нужна собака, у меня есть любовники, как она сказала. Когда-то она, из упрямства, мне кажется, отказалась от любовников и тут же завела собаку, такую маленькую, что, я прямо представлял себе, она пролезла бы под ее туфлями на высоком каблуке. Ей понравилась гротескность этого факта, она попросила сшить этому созданию, которое совершенно не заслуживало того, чтобы называться собакой, маленький, окаймленный золотом бархатный камзол. В Захере все были восхищены ее собачкой, и ей это стало так противно, что она подарила животное своей экономке, которая, в свою очередь, передарила ее, разумеется. Как бы ни очаровывало мою сестру всё экстравагантное, поразмыслив, ведь она весьма умна, она не доводит эти причуды до нелепицы. Или путешествие‚ сказала сестра. Тебе нужно развеяться. Если ты не отправишься куда-нибудь поскорее, ты пропадешь, погибнешь. Я так и вижу, как ты медленно сходишь с ума в своем углу и опускаешься. Путешествие! Мое увлечение, моя единственная страсть когда-то! Но теперь я слишком слаб для любого путешествия, сказал я себе, не стоит и мечтать об отъезде. И если ехать, то куда? Может быть, подумал я, море – мое спасение. Мысль засела в голове, я не мог от этой мысли отделаться. Я схватился за голову и сказал: море! У меня теперь было волшебное слово. Как бы смертельно мы ни выдохлись, в путешествии мы оживаем. Но в состоянии ли я сейчас вообще путешествовать? Мои прежние путешествия творили со мной чудеса. Родители брали нас с собой еще детьми, так что к двенадцати-тринадцати годам мы повидали много стран. Мы побывали в Италии, Франции, в Англии и Голландии, мы видели Польшу, Богемию и Моравию и в тринадцать лет уже успели посетить Америку. Позже, имея желание и возможность, я совершал более длительные путешествия, был в Персии, Египте, Израиле, Ливане. Я путешествовал по Сицилии с сестрой и несколько недель прожил в Таормине, в знаменитом отеле Тимео рядом с древнегреческим театром, какое-то время провел в Палермо, а еще в Агридженто, совсем рядом с домом, где жил и писал Пиранделло. Я не раз бывал в Калабрии и, само собой, в каждом путешествии по Италии посещал Рим и Неаполь, и каждую весну я ездил в Триест и Аббацию вместе с родителями и сестрой. У нас везде были родственники, у которых мы, впрочем, гостили недолго, потому что, как и я, родители обожали останавливаться в отелях, они были, и мать и отец, заядлыми постояльцами, и в лучших и самых красивых из отелей они, как и я, чувствовали себя лучше, чем дома. Я не смею и помышлять сейчас обо всех этих великолепных дворцах, в которых мы останавливались. Даже война не помешала нам путешествовать и останавливаться в лучших домах, как часто выражался отец. Из всех этих отелей самые теплые воспоминания у меня остались о Сетеаише в Синтре и, конечно, о Тимео. Когда я недавно спросил своего терапевта, стоит ли мне вообще задумываться о путешествии, он сказал конечно, в любое время, но интонация, с которой он сказал конечно, показалась мне зловещей. С другой стороны, в каком бы состоянии мы ни находились, нужно делать то, чего хотим, и если мы хотим отправиться в путешествие, нужно отправляться в путешествие, и нас не должно беспокоить наше состояние, будь оно даже наихудшим, и особенно если оно наихудшее, поскольку мы всё равно обречены, путешествуем мы или нет, и лучше уж умереть, совершив путешествие, которого мы желали и к которому стремились, чем задохнуться от этого желания и этой тоски. Я не путешествовал полтора года, последний раз я был в Пальма-де-Майорке, так как это идеальное для меня место. В ноябре, когда туман подавляет и угнетает нас самым жестоким образом, я гулял по Пальма-де-Майорке в летней рубашке, каждый день пил кофе на знаменитом Борне в тени платанов; и именно в Пальма-де-Майорке мне удалось сделать важные записи о Регере, которые я потом, впрочем, потерял, до сих пор ума не приложу где, эти двухмесячные усилия мысли были загублены по моей же опрометчивости, как это непростительно. Только представлю, как я ем маслины и выпиваю стакан воды на террасе отеля Никс Палас, не просто глубоко погрузившись в созерцание людей, которые отдаются своим желаниям и идеям, как и я, а блаженно дурея от этого! Мы часто не осознаем, что для того, чтобы по-настоящему жить дальше, нам необходимо временами со всей силы вырывать себя из места, к которому мы прикипели. Сестра, постоянно твердящая при мне слово путешествие, права, она же попростувдалбливала мне в голову слово путешествие, говорю я себе, она не просто случайно оговаривалась, твердя слово путешествие, она преследовала конкретную цель – спасти мне жизнь. Естественно, наблюдатель насквозь видит человека, за которым наблюдает, безжалостнее и достовернее, чем видит себя тот, за кем он наблюдает, сказал я себе. В мире так много великолепных городов, пейзажей, побережий, которые я повидал, но ни одно место не подходило мне столь идеально, как Пальма-де-Майорка. Но что, если, окажись я в Пальма-де-Майорке, у меня случится один из моих страшных приступов и я буду лежать на гостиничной кровати без реальной медицинской помощи, охваченный смертельным ужасом? Мы должны не исключать самое страшное и всё-таки совершить желанное путешествие, несмотря ни на что, сказал я себе. Но я же не смогу взять всю свою кучу заметок о Мендельсоне, тут же сказал я себе, они с трудом поместятся в два чемодана, а брать с собой в Пальма-де-Майорку больше двух чемоданов – это безумие. Одна только мысль о том, что придется с двумя или даже тремя чемоданами добираться до вокзала, от вокзала в аэропорт и