Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вздохнув, она выключила телевизор и пошла в сауну. Сначала постирала свои кроссовки и одежду, потом блаженно растянулась на горячих досках, пахнущих хвоей. «А неплохо живет начальство!» – подумала она. Но это не вызвало у нее раздражения, которое неизбежно возникало, когда она думала о современной «элите». «Эти отвечали за все. И за производственные показатели, и за детские сады, еще и пьяниц воспитывать умудрялись. А сейчас не то, что алкоголики, высококлассные специалисты легко выбрасываются на помойку. Люди – новая нефть, новомодный лозунг российской верхушки. И нигде нет хозяина. Такого, как председатель Трубников, из культового советского фильма, который пришел бы и честно сказал народу: «Вы развращены нищетой и бездельем. Отныне – десятичасовой рабочий день в полеводстве и двенадцатичасовой – на ферме. Зато через несколько лет жить будем как люди!». Нет сейчас таких «председателей», отрицательный отбор в руководство честности и профессионализма не приветствует. А ну как подчиненный будет умнее начальника? Да и кому сейчас говорить? Офисному планктону. Рабочий класс-то у нас на русском языке почти не изъясняется. «Нашла о чем переживать именно сейчас, – подумала Ольга, – надо придумать, как отсюда выбраться». Дед вызывал у нее симпатию, но где гарантии, что он уже сейчас не звонит в КГБ и не докладывает, о происшествии. Что она может рассказать на допросах? Прикинуться приезжей из Москвы? Вычислят в один миг, в то время все жители были строго учтены по прописке. Да и вид у нее, даже для приезжей, экстравагантный, одни белые кроссовки чего стоят. Сказать, что потеряла память? Ну и все равно психушкой закончится. Ольга решила говорить правду, а там будь, что будет.
Проснулась Ольга рано утром. Вещи были чуть влажные, но она оделась, умылась и стала ждать, когда объявится Дмитрий Кириллович. Он не заставил себя ждать, прежде чем забрать ее из «начальнического» корпуса, дед прошел по нему, проверил все ли в порядке, и, по всей видимости, остался доволен. Сразу расспрашивать ни о чем не стал, повел завтракать к себе в сторожку. Беня, увидев хозяйку, завизжала и рванулась с веревки. Ольга быстро подошла, обняла и погладила собаку, шепнула ей: «Потерпи, скоро все определится!». Собака, как будто, поняла, затихла и легла в сторонке. «Ну, рассказывай все по порядку. Кто ты, что ты, откуда?» – сказал Дмитрий Кириллович, наливая ей в чашку крепкий чай. Ольга поняла, что наступает решительный момент. «Если я расскажу правду, вы все равно не поверите», – ответила она и смело посмотрела в глаза старику. «А ты за меня не решай, может, и поверю», – произнес он, медленно намазывая на хлеб густую сметану. И Ольга начала рассказывать. Старик слушал, молча, только иногда качал головой. Когда рассказ иссяк, хозяин долго молчал, потом сказал: «Тут надо подумать». «А мне сейчас что делать?» – спросила женщина. «А ты бери метлу, да мети аллеи, потом листву жечь аккуратненько будем. Труд он, знаешь, успокаивает», – ответил Дмитрий Кириллович. Он выдал ей инструмент, отвязал с веревки Беню, показал фронт работ и ушел по своим делам. Ольга сметала листву с асфальтированных дорожек, сгребала ее в большие кучи. Беня носилась вокруг, казалось, она совсем не ощущает, что оказалась в другой жизни. Вскоре женщина справилась с выданным ей заданием, и пошла, искать сторожа, чтобы взять у него спички и начать жечь костры. Идя по территории, она все больше убеждалась, что это ее пионерский лагерь имени Аркадия Петровича Гайдара. Вот полукруглые деревянные дачи, рассчитанные на один отряд, в левом крыле мальчики, в правом – девочки. Вот столовая, где кормили вкусной, почти домашней, едой. Клуб, медпункт. Плац, где каждое утро они выстраивались на линейку и поднятие флага. В детстве ей не нравилось быть в пионерском лагере. Здесь требовалась дисциплина, нужно было ходить строем, в прямом смысле, а им было по семь – десять лет, и им хотелось бегать, купаться без присмотра, не спать в сончас. Но зато были игры в «Зарницу», страшные истории по ночам, поиски разных красивых камушков, из которых можно было сделать кулончики. А потом в середине восьмидесятых она работала здесь вожатой, и это была совсем другая история. Первый раз тогда она почувствовала колоссальный груз ответственности за чужие жизни. В отряде было тридцать человек сорванцов, а вместо воспитателя, был второй вожатый Женька Леденев, такой же бестолковый, как и она. Целыми днями они крутились, как белки в колесе, а по ночам собирались пить портвейн и слушать рок-н-рол. Как же они любили эту