Это понимал и сам Чингис-хан, который незадолго до смерти, провозгласив Угедэя своим наследником в очередной раз, заметил: «Чагатая здесь нет; не дай бог, чтобы после моей смерти он, переиначив мои слова, учинил раздор в государстве» [Рашид ад-Дин 19526, с. 232]. В самом деле, Чагатай являлся старшим среди Чингизидов, да еще и обладал весьма властным характером. Однако он не выступил соперником брата и, даже напротив, признав Угедэя великим ханом, в дальнейшем ни разу не имел с ним противоречий и в течение всего правления своего младшего брата являлся его ближайшим помощником.

Зато Тулуй, младший сын Чингис-хана и Борте, обладавший титулом «Еке-нойон» («Великий князь»), был весьма вероятным претендентом на трон. Он пользовался большой популярностью в народе и войсках и к тому же,.как младший сын, после смерти Чингис-хана унаследовал его коренной юрт — Монголию и завоеванные к тому времени китайские территории. Более того, он стал регентом Монгольской империи, и именно ему предстояло организовать курултай для избрания преемника Чингис-хана. Тулуй настолько вжился в образ правителя, что всячески старался оттянуть созыв курултая — тому же Елюй Чуцаю пришлось «вразумлять» и Еке-нойона: «Тай-цзун {Угедэй. — Р. Я.] должен был вступить на престол, собрались все [его] сородичи на съезд, но еще не принимали [окончательного] решения. Жуй-цзун [Тулуй. — Р. П.] был родным младшим братом Тай-цзуна, и поэтому [Елюй] Чу-цай сказал Жуй-цзуну: „Это — великая забота династии. Надо побыстрее разрешить [ее]". На это Жуй-цзун сказал: „Дело еще не готово. Можно ли выбрать другой день?" [Елюй] Чу-цай ответил: „Пропустите этот— не будет [другого более} счастливого дня"» (Биография 1965, с. 188; см. также: Султанов 2001, с. 41].

Еще одним претендентом на трон мог стать Годан, собственный сын Угедэя: уже Чингис-хан видел его своим следующим наследником после Угедэя. Но Годан «страдал от болезни алаг-марья» — какого-то кожного заболевания, что не позволило ему занять трон [История Эрдэни-дзу 1999, с. 149).

Источники не сообщают о том, что на трон после смерти Чингис-хана стал претендовать его младший брат Тэмугэ-отчнгин. Но, учитывая, что впоследствии, после смерти Угедея, он пытался занять трон, вполне возможно, что и он мог стать конкурентом Угедэю. Однажды, еще при жизни Чингис-хана, Угедэй усомнился, будет ли его потомство достойно ханского трона, на что его отец ответил, что «уж если у Огодая народятся такие потомки, что хоть травушкой-муравушкой оберни — коровы есть не станут, хоть салом окрути — собаки есть не станут, то среди моих-то потомков уже-так-таки ни одного доброго и не родится?» [Козин 1941, с. 255]. Слова Чингис-хана были истолкованы так, что на трон великого хана отныне могли претендовать только его прямые потомки. И впоследствии любой не-Чингизид, предъявивший претензии на трон (включая потомков братьев Чингис-хана и даже его собственных потомков по женской линии), считался узурпатором и подлежал казни: тот же Тэмугэ-отчигин за попытку захвата власти был осужден Гуюком и казнен «на основании ясы» [Juvaini 1997, р. 255; ср.: Султанов 2001, с. 67, 82-83].

Итак, после долгих интриг, переговоров и соглашений в год земли-коровы (1229 г.) в урочище Худугэ-Арал Угедэй официально был объявлен великим ханом и воссел на трон своёго отца.

По-видимому, Бату играл в церемонии значительную роль как правитель Улуса Джучи. В вышеприведенном фрагменте из «Сокровенного сказания» в списке участников курултая он назван вторым — сразу же после Чагатая, что свидетельствует о его высоком статусе среди Чингизидов: он был вторым из правителей в западных улусах (среди «царевичей Правой руки»). Источники не отмечают, что Бату пытался чинить какие-то препятствия избранию Угедэя или стал на сторону кого-либо из других претендентов на трон. Скорее всего, наследник Джучи прекрасно отдавал себе отчет, что его участие в церемонии избрания — не самая важная цель поездки в Монголию: гораздо важнее ему было получить от нового хана подтверждение своего статуса правителя Улуса Джучи.

Ряд авторов — как современников Бату (Джузджани), так и более поздних (Утемиш-хаджи, Абу-л-Гази) — утверждает, что Бату наследовал отцу по воле Чингис-хана. Другие сообщают, что Бату утверждал уже преемник Чингисхана — Угедэй: «Он (Туши) умер шестью месяцами раньше Чингиз-хана. Место его Угетай-каан дал сыну его Бату-хану сыну Туши-хана», — пишет персидский автор первой половины XIV в. Хамдаллах Казвини; арабский ученый начала XV в. ал-Калкашанди также сообщает, что «когда Чингис-хан умер, утвердился в государстве Дешт-и Кипчак (Маверан-нахр) и на соседних землях Бату сын Джучи сына Чингисхана» [СМИЗО 1941, с. 90; Григорьев, Фролова 1999, с. 84]. Противоречие источников в этом вопросе, на наш взгляд, кажущееся: видимо, Чингис-хан назначил правителем Бату, который должен был явиться к деду для формального утверждения, но этому помешала смерть Чингис-хана, поэтому Бату был утвержден уже решением новоизбранного великого хана Угедэя.

Из сообщений авторов, перечисляющих сыновей Джучи, отправившихся на курултай, вполне определенно следует, что в Монголию прибыли далеко не все потомки Джучи. Хотя на курултай поехали несколько старших сыновей, но в Улусе Джучи оставались: Бувал — возможно, самый старший из Джучидов, Тангут — вероятно, ровесник Бату, а по сообщению Абу-л-Гази— и Туга-Тимур. А между тем всем членам августейшего семейства полагалось в обязательном порядке присутствовать на великом курултае! Выходит, семейство Джучидов не очень-то доверяло своим восточным родичам и подстраховывалось на тот случай, если старшие Чингизиды попробуют расправиться с сыновьями Джучи, прибывшими в Монголию: среди оставшихся дома братьев нашелся бы подходящий по возрасту и положению, чтобы занять место главы семейства и улуса.

Основания для подозрений у Джучидов имелись. У Чингис-хана было четверо сыновей от главной жены — Борте-хатун, а также несколько сыновей от других жен: Дзочибэй от Есуй-хатун, Харачар, Хархаду и Чахур от Есуген-хатун и Кулугэ (Кулькан) от Хулан-хатун. Рашид ад-Дин упоминает следующих сыновей Чингис-хана от младших жен: Джаур от Есукат-хатун, Джурчитай от наложницы из племени найман, и Урджакан от наложницы из племени татар, которые, по его словам, «умерли в юности» [Алтан Тобчи 1973, с. 243; Рашид ад-Дин 19526, с. 71-72]. Таким образом, помимо четырех «кулуков» (так именуются сыновья Чингис-хана и Борте в монгольской исторической традиции), только самый младший, Кулькан, упоминается, как достигший зрелости, имевший детей и как-то проявивший себя после смерти отца. Остальные умерли в детстве или молодости, не оставив потомства, но ни один источник не сообщает, что они скончались раньше отца. Напротив, у Джувейни есть сообщние, что перед смертью Чингис-хан «призвал к себе своих сыновей Чагатая, Угедэя, Улуг-нойона, Колгена, Джурчетея и Орчана» и что ко времени прибытия участников на курултай 1228 г. «младшие братья Улуг-нойона» уже находились в ставке Чингис-хана на Керулене [Juvaini 1997, р. 180-184]. Поскольку Улуг-нойон (Тулуй) был последним сыном Чингис-хана от Борте, Джувейни, несомненно, говорнт о сыновьях Чингис-хана от других жен. Это дает основание предположить, что старшие сыновья Чингис-хана вскоре после его смерти вполне могли избавиться от своих младших сводных братьев, конкурентов в борьбе за трон и при распределении уделов. Подобная участь вполне могла ожидать и сыновей Джучи во главе с Бату, учитывая серьезные разногласия их отца с Чагатаем и Угедэем, сосредоточившими теперь в своих руках всю полноту власти в Монгольской державе.