– Окей, – говорит Пауль. – Я думал, вдруг они умеют немножко булькать, знаешь, тихонечко так, «буль… буль…». Или «пум… пум… пум». Им бы пошло, мне кажется…

Пауль задумчиво чешет в затылке и снова спрашивает:

– А они друзья?

– Ну да, наверно. Было бы глупо друг друга не переваривать. Они же всё время вместе.

– Я сейчас закончу, – говорит Пауль. – Может, гулять пойдём? У меня есть собака, можем её проведать.

– У тебя есть собака?

– Да! – Пауль энергично кивает и сияет жёлтой улыбкой.

– Тогда пошли.

Пауль несёт Ленни, я несу Роя. Мы идём через поле за многоэтажными домами, светит солнце. Пауль поднимает Ленни повыше, как самолёт, носится с ним туда-сюда, рычит самолётным мотором, а я немного беспокоюсь: вдруг у Ленни голова закружится?

– Вау, – говорит Пауль, тяжело дыша, – для черепахи это, наверно, просто турбоскорость! Если её просто на руках нести, уже получается раз в пять быстрее нормального черепашьего шага, а если бежать – то ещё втрое быстрее, всего, значит, в восемь раз! Или в пятнадцать? Не знаю… Но абсолютно точно – это нереально быстро.

– Ага. Нереально быстро, – вторю я.

– Вау, это прям как на аттракционах, как на американских горках! Черепашьи аттракционы!

Он волчком вертится вокруг своей оси, в растопыренных руках по черепахе:

– А тепе-е-е-ерь карусе-е-е-ель!

– Пауль!

– А?

– Что это за дом, где ты живёшь?

– Подростковое общежитие.

– То есть?

– Ну, общежитие… для подростков.

– А почему ты там живёшь?

Пауль пожимает плечами:

– Ну, так. – И заглядывает Ленни в глаза.

– Ясно, – говорю я. – А где… твоя собака живёт?

Пауль быстро взглядывает на меня, хитро улыбаясь:

– В собачьем общежитии. Это такое общежитие для собак.

– Вот так вот? – прищуриваюсь я.

– Вот так вот, – кивает Пауль.

– А знаешь, почему я сегодня к тебе пришла?

– Наверно, хотела своими ядовитыми черепахами похвастаться?

– Не-е-е, сегодня у нас занятие, основы агентского дела. Хочу показать тебе парочку хитростей и приёмчиков.

– Окей! – кивает Пауль.

Там и сям на лугу лежат или стоят группки телят. Они глядят на нас большими глазами, медленно пережёвывая траву. Наверно, размышляют, чего это мы тут делаем.

Пауль бросается бежать. Сначала я просто смотрю на него, а потом несусь вслед, к деревьям на другом конце луга. Ленни с Паулем, Рой со мной. Пауль часто оглядывается на меня, он впереди метров на пятьдесят. Настоящий дылда, у него даже руки длиннее моих ног. Он мчится к маленькой роще, тормозит, смеётся, тяжело дышит. Потом лезет на толстую старую иву, что-то кричит её верхушке, я не понимаю ни слова, но одно ясно: он хочет, чтобы я лезла за ним. Ива стоит на самом краю луга, склонившись над маленьким прудиком. Залезать на неё очень удобно, она сама подставляет под ноги ветки, словно руки. Пауль тут уже бывал, и не раз, между двух ветвей он укрепил доску, на ней мы отлично умещаемся вдвоём.

– Рассказывай дальше ту историю, – просит Пауль.

– ИСТОРИЮ… – шепчет какой-то тихий голос внутри меня. Я делаю широкий жест, глубоко вздыхаю, взгляд сам собой уходит куда-то далеко-далеко, на секунду наступает тишина, как в кино, когда гаснет свет. Пауль смотрит на меня.

– Я накинула только халат, чтоб не тратить время, – говорю я, – и солнце ещё не вышло из-за облаков, как наша команда была уже на ногах, я вызвонила всех из тёплых постелей. Мы стояли на улице, и никто ничего не понимал. Я очень хорошо это помню: вот они трут заспанные глаза, никто и не подозревает, что за день нас ждёт и что за дело.

Пауль спрашивает:

– А когда же сама история начнётся?

– Да она уже в разгаре, – фыркаю я.

Пауль нетерпеливо ёрзает, поглаживает лапки Ленни, будто осторожно нажимает на клавиши пианино.

– …Я им рассказала, что ко мне пришло озарение, чувство, что сегодня что-то не так. Никто не произнёс ни слова, на мауляндской улице кроме нас никого не было. Только тишина, как живая, подошла и встала рядом. «На карту поставлено всё! – крикнула я своей команде. – Надо выяснить, что случилось. Кто-то в опасности! Нужна наша помощь».

– Тишина, как живая? – переспрашивает Пауль.

Широким жестом отметаю все вопросы, рассказываю дальше:

– Пит, ещё в полусне, что-то пробормотал про пропавшую кошку своих соседей. Юлиус сказал, что у его бабушки пару дней назад тоже исчезла кошка и больше не появлялась. В голове у меня закрутились шарики и ролики, стали сопоставляться факты. В секунду я приняла решение: надо найти Шрамма.

– Шрамма? – переспрашивает Пауль.

– Это бродячий кот, весь в шрамах, он время от времени приходит в Мауляндию и отдыхает в нашем саду, а потом снова уходит и возвращается с новыми шрамами.

– А эта история, – спрашивает Пауль, – она вообще-то про кого? Про людей или про кошек?

– Она про жизнь и смерть! Мы разделились и начали поиски кота со шрамами.

Его фотографии у нас не было, поэтому мы нарисовали картинки, развесили объявления, обошли соседей, расспросили прохожих. И вот что выяснилось: за последние пять недель пропало шесть кошек – и это только на улицах рядом с Мауляндией…

Пауль кивает и смотрит на меня, он ждёт. Когда я про всё это вспоминаю, сердце начинает изображать белку в колесе.