Кстати, по поводу действий Томирис как стратега в войне с персами существует и диаметрально противоположная версия. Полиэн в своей книге «Стратегемы», посвященной военным хитростям всех времен и народов, писал во втором веке н. э., что не персы подпоили массагетов, а наоборот, хитроумная военачальница Томирис предложила персам обильное угощение, которым те и воспользовались.

«Томирис, когда Кир пошел на нее походом, притворилась, что сдается врагам. Она бежала из массагетского лагеря, пришла в персидский и захватила в своем лагере много вина, еды и жертвенных животных, которыми персы беспрепятственно воспользовались и обильно угощались всю ночь как победители. Когда же после обилия вина и еды они легли спать, Томирис, придя, убила лежащих неподвижно персов вместе с самим Киром».

Другая «амазонка», о которой сообщает Полиэн, звалась Тиргатао. Историки утверждают, что она жила в степях Северного Причерноморья в начале четвертого (по другой версии — в начале третьего) века до н. э. Тиргатао была меотиянкой, но замуж вышла за Гекатея, царя соседнего племени синдов, тоже живущего на берегах Меотиды. Замужество не принесло женщине счастья: сначала ее супруг потерял власть, а когда тиран Боспора Сатир помог ему вернуться на трон, «благодетель» пожелал, чтобы на этом троне рядом с Гекатеем оказалась дочь самого Сатира. Слово «тиран» в те годы не означало ничего особенно плохого: тирания была попросту одной из форм государственного управления; мудрые и гуманные тираны встречались ничуть не реже, чем мудрые и гуманные цари. Но Сатир оказался тираном в современном понимании этого слова. Причем он, как выяснилось, не был сторонником многоженства, поэтому Гекатею было предложено умертвить первую супругу. Любящий муж оказался в сложном положении, из которого нашел половинчатый выход. Он женился на дочери тирана, но первую жену убивать не стал, потому что, по утверждению Полиэна, сильно любил ее. Его любви хватило на то, чтобы заключить Тиргатао в крепость и приставить к ней стражу.

Однако Тиргатао умудрилась бежать от любящего мужа и добраться до племени иксоматов, которое одни ученые считают сарматским, а другие меотским. Но кем бы ни были иксоматы, у Тиргатао оказались среди них родственники. Они не остались равнодушны к судьбе брошенной жены, и Тиргатао «подвигла иксоматов к войне». Опальная царица не ограничилась местью своим обидчикам, но, войдя во вкус войны, «подчинила многие из воинственных народов вокруг Меотиды». Хотя, конечно, землям бывшего мужа и злополучного тирана доставалось больше всего. Измученные набегами Гекатей и Сатир послали к Тиргатао масличные ветви, украшенные белой шерстью, в знак мира и передали ей заложника — сына Сатира. Но, видимо, тиран не слишком высоко ценил жизнь собственного ребенка, потому что подослал к Тиргатао убийц под видом перебежчиков. Те напали на царицу во время мирной беседы, но ее боевой пояс, обшитый металлическими бляхами, спас ей жизнь, приняв удар на себя. Стража задержала неудачливых убийц, и они под пытками признались в своем замысле.

Узнав о коварстве Сатира, «Тиргатао тотчас же предприняла войну, убив заложника и наполнив страну всеми ужасами грабежа и убийства до тех пор, пока сам Сатир не умер, впав в отчаяние, сын же его Горгипп, унаследовав власть, сам, придя в качестве просителя и дав ей величайшие дары, не прекратил войну».

Полиэн пишет и об еще одной степной царице, жившей в первой половине второго века до н. э. Это была Амага, жена Медосакка, царя сарматов. Муж ее «погряз в роскоши и пьянстве», поэтому царица «сама часто вершила суд, сама же поставила и стражей страны, отражала набеги врагов и сражалась вместе с местными жителями, которым наносили обиду». Когда херсонеситы, живущие на Таврике, стали терпеть притеснения со стороны своих соседей скифов (и лично их царя, которого Полиэн тоже называет Скифом), они обратились за помощью не к спившемуся Медосакку, а к его воинственной жене. Амага отправила Скифу письмо с требованием воздержаться от нападений на Херсонес, но царь «это презрел». Тогда Амага взяла сто двадцать человек «наиболее сильных душой и телом», дала каждому по три коня и, проскакав за сутки тысячу двести стадий (почти 250 километров), напала на дворец несговорчивого соседа. Она «перебила всех, бывших перед воротами», после чего «скифы были приведены в замешательство как бы неожиданным ужасом» и решили, что нападающие значительно многочисленнее, чем они были на самом деле. Амага же, одержав со своей горсткой воинов победу над превосходящими силами противника, убила самого Скифа и «бывших вместе с ним родственников и друзей». После чего она благороднейшим образом «вернула землю херсонеситам, сыну же убитого вручила царство, повелев править справедливо и удерживаться от нападений на живущих по соседству эллинов и варваров…»

Является ли Амага лицом историческим — вопрос спорный. Но сегодняшние историки считают, что в целом подобные события происходили в описываемом регионе, и даже привязывают время нападения Амаги на Скифа к договору 179 года до н. э. между царем Понта и его малоазийскими соседями. Царство Медосакка располагалось между Днепром и рекой Молочной. Здесь действительно находят немало курганов, в которых погребены женщины с оружием. Что же касается Амаги, то, по словам Полиэна, «слава ее была блистательной среди всех скифов».

В раннем средневековье знамя скифских, савроматских и сарматских женщин подхватили жившие на территории Хазарского каганата алано-болгарские воительницы. Каганы подчинили себе огромные территории от Волги и Каспия до Крыма, но собственно хазар на этих землях было не так уж и много, особенно на западных окраинах государства. Здесь продолжали жить самые разнообразные народы — и кочевые, и оседлые. Среди них были и аланы — потомки сарматов, вместе с болгарами оставившие археологам памятники так называемой «салтово-маяцкой» культуры. К этой культуре относится знаменитый Дмитриевский могильник, расположенный в лесостепи, в верховьях Северского Донца. Основную массу его погребений археологи датируют девятым веком.

Около трети женщин, похороненных в Дмитриевском могильнике, взяли с собой в загробный мир оружие, преимущественно боевые топорики. Интересно, что чаще всего вооруженными оказались или очень молодые, или пожилые женщины. Впрочем, это естественно: беременным или кормящим матерям воевать все-таки не сподручно. Возраст молодых воительниц из Дмитриевского могильника (18–25 лет) совпадает с возрастом воительниц из скифских погребений на той же территории. В отличие от пожилых женщин юные «амазонки», кроме топориков, часто имели при себе и полный набор оружия: луки, стрелы, ножи-кинжалы и даже сабли.

В одиннадцатом-двенадцатом веках в степи южной России и Украины приходят половцы. Об их воинственных женщинах славяне слагали легенды. Исследователи считают, что знаменитые поляницы, с которыми сражались и на которых часто женились русские богатыри, — это половецкие девушки. Впрочем, авторы настоящей книги вернутся к этому вопросу в главе «Славяне»… Половцы оставили в причерноморских степях огромное количество статуй — «каменных баб». Интересно, что значительная часть этих «баб» — мужского пола, с явственно видными усами и разнообразным оружием. Но есть и женские «бабы», без усов и в женской одежде.

В краеведческом музее города Николаева хранится половецкая каменная статуя женщины-богатырши высотой около трех метров. «Баба» имеет полный комплект воинского вооружения: саблю, колчан, кинжал. Грудь у нее подтянута (в отличие от отвислых грудей обычных женских «баб»), ее «защищают» вытесанные на ней изображения специальных круглых блях, типичных для мужского воинского костюма. На рукавах кафтана изображены нашивки, свидетельствующие о высоком общественном положении половецкой «амазонки».