Как она говорит, была совсем плохая. После это было какое-то неприятное хирургическое вмешательство. Ей дали общий наркоз, и под этим общим наркозом произошла странная история.

А вот если бы Ира под наркозом цитировала Шопенгауэра и врачи бы, склоняясь над ней, обсуждали: что, мол, она всю дорогу Шопенгауэра цитирует? — Так ведь она же философ, — быть бы Ире философом.

И как мы уже знаем, Ире захотелось петь. И пока не выходило, ребеночек крепко держал ее при себе. Данька был непростой младенец.

Он не спал, он просыпался каждые полтора-два часа. Иногда у его бедных родителей бывали ночевки, в течение которых он будил их раз по восемь.

Ира просыпалась и думала: даже тибетские монахи раз в четыре часа молятся, это просто лафа по сравнению с моей жизнью. Она прожила так полгода и была в состоянии просто зомби, пока в семействе наконец не появились няни. Когда Даньке было уже месяцев 6–7, позвонила Ирин директор Марина и сказала, слушай, нам работу предлагают.

Целиком анекдот звучит так.

Очень-очень много лет назад в один цирк пришли два молодых клоуна, и их смотрел старый клоун. Они показали репризу. Потом подошли к старому клоуну. Он их поцеловал, сказал: «Вы очень талантливые. Но я должен сделать вам замечание. В конце клоунады ты, Бим, ударил Бома по голове палкой. Никогда этого больше не делай». — «Почему?» — удивились клоуны. — «Для цирка это слишком тонко».

Письмо автора:

«Я к вам пишу, постоянно теряя нить повествования, и все же пытаюсь доказать, что события развиваются в сказочном темпоритме. Героиня много раз сомневается в выбранном пути. На распутье, где на указателях последовательно написано „философ“, „ди-джей“, „почтенная мать семейства“ и „музыкант“, героиня, как предприимчивый человек, пытается сначала идти всеми дорогами, но потом делает выбор. По дороге ей встречаются преграды и ожидают тяжелые испытания. Она их преодолевает и вместо полцарства получает в полное владение царский дворец, хоромы золоченые. Правда, на один вечер.

Концерт в Кремле был чистейшей воды авантюрой. Предложение выступить на самой значимой площадке страны поступило за 2 месяца до предполагаемого концерта. Ира поначалу решила оттянуть это радостное событие. Давайте, говорит организаторам, через полгодика концерт сыграем, хорошо подготовимся, настроимся, идет? — Нет, отвечают те, сейчас или никогда. Здесь я прекращу пока дозволенную речь».

Ирина надиктовывает автору звуковое письмо:

«On air — это значит и „в воздухе“, и „в эфире“. Клипы должны были быть и ротации по радио — все это было необходимо нам хотя бы для того, чтобы те, кто потенциально мог быть нашим слушателем, хотя бы узнал о моей музыке. Я считаю, сказала я им, что без поддержки с воздуха это невозможно, я не хочу так подставляться, если мы делаем такой концерт, надо снимать клипы, платить за ротации, потому что вы рискуете деньгами, а я — именем. Имя можно потерять только один раз! Они говорят, что через полгода-год может не быть такого шанса. Я говорю, это что — горящая путевка? Так оно и было. Никакой поддержки с воздуха мы организовать не успели. Я думаю, что много людей пришли в Кремль меня поддержать, потому что я попросила об этом. На сайте написала: ребята, приходите, это важно! Многие пришли, даже те, кто терпеть не может Кремль, как логово советского официоза».

Обращение Ирины Богушевской к своим поклонникам 26 октября 2005 года:

http://subscribe.ru/archive/culture.music.group.bogushevichnews/200510/26203033.html

«Милые друзья! За прошедшие несколько лет не было практически ни одного интервью, в котором журналист(ка) с серьёзным (строгим, торжественно-печальным) лицом не провозгласил(а), что музыка со смыслом („непростая музыка“, „музыка, состоящая не из трёх аккордов“, „песни, в которых важен текст“, „элитарная музыка“ — вот это вот чаще всего) нынче не в фаворе (не звучит в теле и радио-эфирах, недоступна широкой публике, на фиг никому не нужна). И не боюсь ли я быть непонятой (помереть в нищете и безвестности). Я не боюсь, но им непонятно, почему. Действительно, дебилизатор в стране работает на полную мощность.

…

Кроме обработанных специально приготовленным эфиром дядей Васей, которые „хавают всё“, в стране почему-то по-прежнему очень много людей, которым не всё равно, что смотреть и слушать… У них почему-то есть свобода выбора. Они наполняют залы, в которых, несмотря ни на что, выступают какие-то певицы, поющие песни с каким-то там смыслом — которые, по идее, никому не должны быть известны. Они, эти люди, хотят смеяться и плакать под настоящую, живую музыку. Я говорю о вас. Я горжусь вами. Я знаю, что меня приходят слушать лучшие люди этой страны. Вы — ее шанс. Я серьёзно. И мой шанс тоже. Теперь давайте встречаться в московском Кремле. Приходите туда не „против“ (дебилизатора; людей, которые пытаются решать за нас, что нам слушать, смотреть и какими быть; одноразовой жевательной музыки). Приходите „за“ — за свою свободу выбирать, за по-честному живой звук, за праздник жизни. Потому что я хочу устроить праздник жизни — для себя и вас. Потому что я люблю вас».