Раскинув в стороны длинные, кажущиеся в слабом свете мертвенно-бледными ноги, на гладких плитках лежала Рита. То, что это была она, врач понял сразу. По большим босыми ступням с длинными пальцами с темным лаком, по короткому, сбившемуся белому халатику. И больше ничего не было видно.

Потому что прямо на ее животе сидел тот самый бомж, который занимал третий стол в «разделочной». Сидел, нисколько не смущаясь фактом собственной смерти от естественных причин и разрезом от горла и до паха, который Александр так и не зашил, а только выскреб всю требуху. Бомж отдирал куски мяса от большой Ритиной груди с маленькими коричневыми сосками, которую еще так недавно мял в ладонях врач. Отдирал, запихивал в рот и жадно чавкал, проталкивая ее внутрь себя. Рядом с ним сидел один из двух парней. Этот ковырялся в нижней части живота мертвой медсестры, добывая оттуда темные ошметки, с которых сочно шлепали тяжелые капли, разбивающиеся об пол.

Патологоанатом замер, слыша, как стучат друг о друга зубы. Руки тряслись…

Скрипнула дверь прозекторской. Ловко и мягко появился третий из недавних «клиентов» морга. Прошелся, не шлепая босыми ступнями по кафельным плиткам, присел. Чутко повел головой по сторонам, гоня перед собой обжигающе ледяную волну животного ужаса, накатывающуюся на врача. Свет отразился в мертвых, казавшихся зеркальными глазах. Глазах, уставившихся в сторону полуприкрытой двери, за которой прятался Александр Анатольевич.

Врач, пятясь задом, отодвинулся подальше в комнату. Существо чуть наклонило голову вперед, судя по всему заметив его. Правая рука судорожно зашарила, пытаясь нащупать… что? Зачем?!! Да хотя бы что-нибудь, что могло бы дать ощущение реальности происходящего!!! Пальцы наткнулись на металлическую ножку перевернутой табуретки именно тогда, когда тварь, не поднимаясь с четверенек, рванула в его сторону.

Патологоанатом успел вскочить и всем своим немалым весом навалиться на дверь. И еле-еле успел вогнать ножку табуретки в старую, выгнутую (спасибо завхозу Петровичу, не успевшему ее заменить) скобу дверной ручки. На дверь обрушился мощный удар от бросившейся всем телом на нее твари. Косяк скрипнул, но выдержал.

– А-а-а!!!

Прыжок Александра Анатольевича в сторону окна совпал с моментом следующего удара. Звон бьющегося стекла, треск рам и двери. Удар ходячих мертвяков был двойным, чего патологоанатом не видел и не знал, падая на асфальт под окном и сдирая кожу с лица.

Вскочив на ноги, он кинулся к воротам больничного городка, не оглядываясь, стараясь убежать как можно дальше. И не видел и не слышал того, что над его головой глубокий зеленый цвет неба уже раскладывался на множество пересекающихся полос, в промежутки между которыми врывались куда более яркие, чем обычно, красноватые сполохи от газовых факелов.

А в окнах большого больничного корпуса свет ламп дергался в странном и ритмичном танце. И еще там танцевало множество силуэтов, странных, искаженных, и оттуда, из окон, раздавалась ни на что не похожая какофония звуков. Сотканная из нот воплей ужаса и боли.

Патологоанатом не видел, что в окно следом за ним выпрыгнули две фигуры, которые метнулись было догонять его, но потом обратили внимание на две столкнувшиеся машины «скорой помощи», возле которых прямо на асфальте лежала кричащая беременная женщина с громадным животом.

Когда они приблизились к ней, нетерпеливо порыкивая и скаля ставшие очень большими и острыми зубы, то… Первый из оживших мертвецов был схвачен ею рукой прямо за горло, вторая рука с мгновенно вытянувшимися пальцами обхватила голову. Пальцы напряглись, что-то хрустнуло, и тело зомби покатилось по асфальту, замерло, а чуть позже рядом с ним шлепнулась оторванная голова с болтающимися обрывками шейных хрящей. А во второго зомби вонзились, выйдя из неожиданно появившейся щели в животе женщины, несколько длинных щупалец, скрутивших его и потащивщих к беременной. Которая, встав, залезла в «газель» и затащила туда зомби…

Александр Анатольевич несся вперед, не замечая, что бежит он с необыкновенной скоростью, быстрее, чем любой олимпийский чемпион, что ноги его гнутся в суставах как-то необыкновенно пластично и что кровь, капающая из глубоких порезов, светится в темноте слегка серебристым светом…

* * *

Кир забрался в вагончик, плотно захлопнул за собой дверь, застегнул цепочку и воткнул швабру в ручку. Его трясло от страха, пронзающего с ног до головы.

За замызганным стеклом одного из окошек выли, ревели и рычали. Там метались тени животных, вырвавшихся из клеток, разбегающихся или, напротив, бросающихся друг на друга. Вот взревела Машка, медведица-пестунья, чей басовитый рык Кир узнавал даже издалека. Зоотехник вжался в дощатую стену вагончика, что-то шепча трясущимися губами и вспоминая то, что совсем недавно происходило там, возле загонов…

В себя Кир пришел быстро, практически не почувствовав ничего странного и необычного. А вот Саныч…

Старший техник метался между клетками, в воздухе стоял бешеный крик и ор животных, остро пахло адреналином, и Киру стало страшно. А когда он понял, что делает Сан Саныч, то не долго думая бросился к своему вагончику.

А Саныч просто отпирал клетки и выпускал на волю обезумевшее зверье. Неизвестно, что перемкнуло в голове старого зоотехника, но делал он свое дело так, что смог отсрочить собственный конец. Сначала он открыл клетки копытных и прочих более-менее безобидных животных, оставив хищников напоследок. Но в конце концов добрался и до них, тем самым подписав себе смертный приговор.

Покончил с ним его любимый, белый как снег Буран, громадный полярный медведь. Вылетев из клетки светлым громадным ядром, он сбил Саныча с ног и, не дав ему подняться, одним ударом мощной когтистой лапы раздробил череп, попутно сняв с зоотехника скальп.

Все это Кир наблюдал в окошко, вцепившись в раму побелевшими в суставах пальцами. Зубы отбивали чечетку, но он все равно продолжал стоять на коленках, чуть выставив над подоконником голову и с ужасом глядя, как вырываются на свободу те, кого так долго держали в клетках на потеху толпе, как волки стремительными серыми тенями выскальзывают в узкий проход, чутко поводя носами, уже почуявшими запах крови, как неторопливо, круша все на своем пути, выбегают громадные медведи, как, распластавшись в прыжке, взлетает на будку с кассой страшная тигриная тень, как растворяются в ночи подвижные фигуры пантер…

Все это Кир наблюдал, вжавшись всем телом в дощатую стену старого вагончика, ставшего для него чем-то типа крепости, которая должна была сохранить ему жизнь. Именно так Киру казалось до того самого момента, когда он услышал, как по крыше торопливо пробежали чьи-то лапы. И еще, и еще…

Он ползком добрался до старой армейской кровати, прикрученной саморезами к полу, и забился под нее. Кир лежал, еле дыша, и от страха настолько не контролировал себя, что в промежности неожиданно стало очень тепло и мокро. Он шептал слова когда-то давно слышанной молитвы, неожиданно всплывшей в памяти, когда, резко зазвенев, вылетело стекло одного из окон. Что-то, вернее, кто-то мягко приземлился на пол, заставив вагончик покачнуться. Чуть позже на пол спрыгнуло еще несколько тел.